"Альтернатива"

Объявление

 

 

 

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » "Альтернатива" » Поэзия » Стихи любимых авторов от Сестрицы


Стихи любимых авторов от Сестрицы

Сообщений 1 страница 50 из 365

1

Прошло почти 12 лет с тех пор, как я начала собирать на этой веточке стихи
моих любимых авторов, но сегодня (02.02. 2020 г.) нашла великолепное посвящение 
Александру Вертинскому  от  Дмитрия Клепикова - очень талантливого современного поэта.
Я решила усовершенствовать и привести в порядок эту страничку!!!

Гений, проливший свет
В темень, кривых зеркал
Пел свой картавый куплет
Жизнью свечи сиял
Назван серебряным век
В честь всех таких, как он
Клоун, печальных рек
Плачущих в море людском
Падал, впадал и шёл,
Пел и играл взахлеб
Всем демонстрировал шоу
Драматургический стёб
Лирика -лунный свет
Звезды - его сигнал
Пел , зажигал поэт
Волною стихов накрывал.

01.11.2019 года в 01:36

Александр Вертинский

Ваши пальцы...

Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.

И когда Весенней Вестницей
Вы пойдёте в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведёт Вас в светлый рай.

Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьёт поклон
И метёт бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.

Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.

1916 год

За кулисами

Вы стояли в театре, в углу, за кулисами,
А за Вами, словами звеня,
Парикмахер, суфлёр и актёры с актрисами
Потихоньку ругали меня.

Кто-то злобно шипел: «Молодой, да удаленький.
Вот кто за нос умеет водить».
И тогда Вы сказали: «Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?»

Вот окончен концерт… Помню степь белоснежную..
На вокзале Ваш мягкий поклон.
В этот вечер Вы были особенно нежною,
Как лампадка у старых икон…

А потом — города, степь, дороги, проталинки…
Я забыл то, чего не хотел бы забыть.
И осталась лишь фраза: «Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?»

1916 год

Я Вами восхищён

         Инне Л.

Я Вами восхищён. Я к Вам душой тянусь.
Вы - старых мастеров божественная форма,
А Ваше имя - горькое на вкус,
А поцелуи - слаще хлороформа.

Как не хватает слов, как не хватает ласк!
Какой поэт построил Ваши ноги?!
Две бесконечно длинные дороги
В далёкий заколдованный Дамаск...

А Ваш жестокий рот, который смутно жаль?..
Кто дал Вам взгляда странную небрежность,
Кто погасил навеки Вашу нежность
И кто зажёг у Вас в глазах печаль?

Вы точно факел, брошенный во тьму.
Сквозь миллионы лет я смутно помню лица...
Толпу... костёр... Я Вас убил, Царица.
Я Вас убил... но не отдал ему!

1923 год Берлин

Злые духи

Я опять опускаю письмо и тихонько целую страницы
И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их тягостный хмель.
И тогда мне так ясно видны эти тонкие чёрные птицы,
Что летят из флакона на юг, из флакона "Nuit de Noel".

   
Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки
Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль,
И тогда станут слаще грехи и светлей голубые ошибки.
Не жалейте весной поцелуев, когда расцветает миндаль.

   
Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица.
Мой хозяин - жестокий шарманщик - меня заставляет плясать.
Вынимая билетики счастья, я гляжу в несчастливые лица,
И под гнусные звуки шарманки мне мучительно хочется спать.

   
Скоро будет весна. Солнце высушит мерзкую слякоть,
И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны...
Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать:
Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадёжно больны.

Я опять опускаю письмо и тихонько целую страницы.
Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель.
Это всё Ваши злые духи. Это чёрные мысли как птицы,
Что летят из флакона - на юг, из флакона "Nuit de Noё!"

1925 год Берлин

Очень понравилось стихотворение Серафима Белкина!!!
Под впечатлением от стихотворения "Злые духи".

Я ещё не ослеп, вижу добрые милые лица,
Вижу солнца лучи, что пробили небесную хмарь,
Но сегодня я глуп, бесконечно целуя страницы
Ваших писем бесценных, и, грустя, проклинаю февраль!
Скоро будет весна, - мы вдохнём запах талого снега!
Скоро будет весна, - мы вдохнём ароматы любви!
Но сегодня я пьян и ослаб, как от долгого бега:
Ваши злые духИ... Я пропал, и на помощь февраль не зови!
Знаю точно: напрасно
вам писать эти нежные строчки! -
Вашу хладную скуку не растопят хмельные стихи!
Я готов вам отправить
в конверте почтовом лишь точки!
Ну, скажите же мне! - Как забыть эти злые духи???!

В синем и далёком океане

Вы сегодня нежны,
Вы сегодня бледны,
Вы сегодня бледнее луны...
Вы читали стихи,
Вы считали грехи,
Вы совсем как ребёнок тихи.

Ваш лиловый аббат
Будет искренно рад
И отпустит грехи наугад...
Бросьте ж думу свою,
Места хватит в раю.
Вы усните, а я вам спою.

В синем и далёком океане,
Где-то возле Огненной Земли,
Плавают в сиреневом тумане
Мёртвые седые корабли.

Их ведут слепые капитаны,
Где-то затонувшие давно.
Утром их немые караваны
Тихо опускаются на дно.

Ждёт их океан в свои объятья,
Волны их приветствуют, звеня.
Страшны их бессильные проклятья
Солнцу наступающего дня...

1927 год Польша. Краков

Поздняя встреча

Встретились случайно, где-то на концерте,
То, что было прежде, умерло давно.
Ласковые письма в голубом конверте —
Это всё забыто, всё погребено.

Оба постарели. Он в обычном фраке
И с каким-то горьким, невесёлым ртом,
А в лице застыли огненные знаки…
А она — печальная, с золотым кольцом

Всё прошло. Забыто. По дороге к смерти
Путь земной так беден, одинок и сер…
Встретились случайно, где-то на концерте,
Он ей поклонился и прошёл в партер…

1928 год

Мадам, уже падают листья...

На солнечном пляже в июне
В своих голубых пижама
Девчонка — звезда и шалунья —
Она меня сводит с ума.

Под синий berceuse океана
На жёлто-лимонном песке
Настойчиво, нежно и рьяно
Я ей напеваю в тоске:

«Мадам, уже песни пропеты!
Мне нечего больше сказать!
В такое волшебное лето
Не надо так долго терзать!

Я жду Вас, как сна голубого!
Я гибну в любовном огне!
Когда же Вы скажете слово,
Когда Вы придёте ко мне?»

И, взглядом играя лукаво,
Роняет она на ходу:
«Вас слишком испортила слава.
А впрочем… Вы ждите… приду!..»

Потом опустели террасы,
И с пляжа кабинки свезли.
И даже рыбачьи баркасы
В далёкое море ушли.

А птицы так грустно и нежно
Прощались со мной на заре.
И вот уж совсем безнадёжно
Я ей говорил в октябре:

«Мадам, уже падают листья,
И осень в смертельном бреду!
Уже виноградные кисти
Желтеют в забытом саду!

Я жду Вас, как сна голубого!
Я гибну в осеннем огне!
Когда же Вы скажете слово?
Когда Вы придёте ко мне?!»

И, взгляд опуская устало,
Шепнула она, как в бреду:
«Я Вас слишком долго желала.
Я к Вам… никогда не приду».

1930 год Цоппот, Данциг

Рождество

Рождество в стране моей родной,
Синий праздник с дальнею звездой,
Где на паперти церквей в метели
Вихри стелют ангелам постели.

С белых клиросов взлетает волчий вой…
Добрый праздник, старый и седой.
Мёртвый месяц щерит рот кривой,
И в снегах глубоких стынут ели.

Рождество в стране моей родной.
Добрый дед с пушистой бородой,
Пахнет мандаринами и ёлкой
С пушками, хлопушками в кошёлке.

Детский праздник, а когда-то мой.
Кто-то близкий, тёплый и родной
Тихо гладит ласковой рукой.

---------------------------------------------------------------

Время унесло тебя с собой,
Рождество страны моей родной.

1934 год

Кинокумир

Она долго понять не умела,
Кто он — апостол, артист или клоун?
А потом решила: «Какое мне дело?»
И пришла к нему ночью.
Он был очарован.
Отдавался он страсти
С искусством актера.
Хотя под конец и проснулся в нем клоун,
Апостолом стал после рюмки ликера…
А потом… заснул! Он был избалован.
И тогда стало скучно. Она разгадала,
Что он не апостол, не артист и не клоун,
Что просто кривлялся душой как попало
И был неживой —
Нарисован!

1935 год

Ненужное письмо
                 
Приезжайте. Не бойтесь.
Мы будем друзьями,
Нам обоим пора от любви отдохнуть,
Потому что, увы, никакими словами,
Никакими слезами её не вернуть.

Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов,
В белой узенькой лодке уйдём за маяк.
На закате, когда будет вечер малинов,
Будем книги читать о далёких краях.

Мы в горячих камнях черепаху поймаем,
Я Вам маленьких крабов в руках принесу.
А любовь — похороним, любовь закопаем
В прошлогодние листья в зелёном лесу.

И когда тонкий месяц начнёт серебриться
И лиловое море уйдёт за косу,
Вам покажется белой серебряной птицей
Адмиральская яхта на жёлтом мысу.

Будем слушать, как плачут фаготы и трубы
В танцевальном оркестре в большом казино,
И за Ваши печальные детские губы
Будем пить по ночам золотое вино.

А любовь мы не будем тревожить словами
Это мёртвое пламя уже не раздуть,
Потому что, увы, никакими мечтами,
Никакими стихами любви не вернуть.

Лето 1938 Циндао

Какой ценой Вы победили...

Какой ценой Вы победили.
Какой неслыханной ценой!
Какую Вы любовь убили.
Какое солнце погасили
В своей душе полуживой!

И как Вам страшно, друг мой дальний,
Как одиноко, как темно!
Гудит оркестр. Напев банальный
Стучится в сердце, как в окно.
Что может быть любви печальней?

И Ваши очи... Ваши очи
Смертельно раненной любви,
И все мои глухие ночи,
И дни всё тише, всё короче...
О сердце, сердце, не зови!

Мне всё равно. Вы всё убили.
Я не живу. Я не живой...
Какой ценой Вы победили,
Какой неслыханной ценой!

1940 год

В этой жизни ничего не водится...

В этой жизни ничего не водится —
Ни дружбы, ни чистой любви.
Эту жизнь прожить приходится
По горло и в грязи, и в крови.

А поэтому нужно с каждого
Сдирать сколько можно кож.
А чтоб сердце любви не жаждало,
Засунуть под сердце нож!

И для нас на земле не осталось
Ни Мадонн, ни Прекрасных Дам.
Это только когда-то казалось
Или, может быть, снилось нам.

Это нас обманули поэты.
Утверждая, что есть Любовь,
И какие-то рыцари где-то
Умирали и лили кровь...

И только шептали имя
Высоко благородных дам
Для того, чтобы те с другими
Изменяли своим мечтам.

1940 год Шанхай

Хорошо в этой «собственной» даче...

Хорошо в этой „собственной“ даче
Бурной жизни итог подвести.
Промелькнули победы, удачи
И мечтаний восторги телячьи,
И надежды, как старые клячи,
Уж давно притомились в пути.

И сидишь целый день на террасе,
Озирая свой «рай в шалаше»…
Так немного терпенья в запасе,
Ничего не осталось в сберкассе,
Ничего не осталось в душе.

Но зато, если скинуть сорочку,
Взять лопату, залезть в огород,
Можно разбогатеть в одиночку,
Продавая клубнику в рассрочку,
И всего за какой-нибудь год!

Но, увы, мне нельзя нагибаться,
К сожаленью, мешает склероз…
И чего мне в навозе копаться?
И вообще молодым притворяться
Мне давно очертело до слёз!

1956 год Москва

2

Александр Вертинский

Ты успокой меня

( Л. Т. )

Ты успокой меня,
Скажи, что это шутка,
Что ты по-прежнему,
По-старому моя!

   
Не покидай меня!
Мне бесконечно жутко,
Мне так мучительно,
Так страшно без тебя!..

   
Но ты уйдёшь, холодной и далёкой,
Укутав сердце в шёлк и шиншилла.
Не презирай меня! Не будь такой жестокой!
Пусть мне покажется,
Что ты ещё моя!..

1930 год, Дрезден

Прощание

С большою нежностью — потому,
Что скоро уйду от всех,
Я всё раздумываю, кому
Достанется волчий мех.
(Марина Цветаева)

С большою нежностью, ибо скоро уйду от всех,
Я часто думаю, кому достанется Ваш звонкий смех?
И нежная гамма тончайших чувств, и юного сердца пыл,
И Вашего тела розовый куст - который я так любил.

И диких фантазий капризный взлёт,
И милых ошибок рой,
И Ваш иронический горький рот,
Смеявшийся над собой.

И все Ваши страсти, и все грехи,
Над безднами чувств скользя,
И письма мои, и мои стихи,
Которых забыть нельзя!

И кто победит?
Кто соперник мой?
Придёт «фаворит» иль «фукс»?
И кто он будет,- поэт, герой иль «Жиголо де Люкс»?

И как-нибудь утром, снимая фрак,
Кладя гардению в лёд,
Сумеет ли он, мой бедный враг,
Пустить себе пулю в рот?

Потому что не надо срывать цветов
И в клетках томить птиц,
Потому что нельзя удержать любовь,
Упав перед нею ниц.

1937 год Шанхай

Танго магнолия

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда поёт и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван...
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда у Вас на сердце тишина,
Вы, брови тёмно-синие нахмурив,
Тоскуете одна.

         И нежно вспоминая
       Иное небо мая,
       Слова мои, и ласки, и меня,
       Вы плачете, Иветта,
       Что наша песня спета,
       А сердце не согрето
       Без любви огня.

        И, сладко замирая
       От криков попугая,
       Как дикая магнолия в цвету,
       Вы плачете, Иветта,
       Что песня не допета,
       Что лето - где-то -
       Унеслось в мечту!

В опаловом и лунном Сингапуре, в бури,
Когда под ветром ломится банан,
Вы грезите всю ночь на жёлтой шкуре
Под вопли обезьян.
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Запястьями и кольцами звеня,
Магнолия тропической лазури,
Вы любите меня.

1931 год

Без женщин

Как хорошо без женщины, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых, слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас ещё ревнуют!

Как хорошо без театральных сцен,
Без длинных «благородных» объяснений,
Без этих истерических измен,
Без этих запоздалых сожалений.

И как смешна нелепая игра,
Где проигрыш велик, а выигрыш ничтожен,
Когда партнёры ваши – шулера,
А выход из игры уж невозможен.

Как хорошо с приятелем вдвоём
Сидеть и пить простой шотландский виски
И, улыбаясь, вспоминать о том,
Что с этой дамой вы когда-то были близки.

Как хорошо проснуться одному
В своём весёлом холостяцком «флете»
И знать, что вам не нужно никому
«Давать отчёты» – никому на свете!

А чтобы «проигрыш» немного отыграть,
С её подругою затеять флирт невинный
И как-нибудь уж там «застраховать»
Простое самолюбие мужчины!

1940 год, Шанхай

3

Владимир Высоцкий

Песня о звёздах

Мне этот бой не забыть нипочем,-
Смертью пропитан воздух.
А с небосвода бесшумным дождём
Падали звёзды.

Вот снова упала, и я загадал -
Выйти живым из боя!
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.

Нам говорили: "Нужна высота!"
И "Не жалеть патроны!"
Вон покатилась вторая звезда -
Вам на погоны.

Я уж решил - миновала беда,
И удалось отвертеться...
С неба скатилась шальная звезда
Прямо под сердце.

Звёзд этих в небе - как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть,- ходил бы тогда
Тоже героем.

Я бы звезду эту сыну отдал,
Просто на память...
В небе висит, пропадает звезда -
Некуда падать.

1964 год

В. А.

У неё всё своё - и бельё, и жильё.
Ну, а я ангажирую угол у тёти.
Для неё - всё свободное время моё.
На неё я гляжу из окна, что напротив.

У неё каждый вечер не гаснет окно.
И вчера мне лифтёр рассказал за полбанки:
У неё два знакомых артиста кино
И один популярный артист из Таганки.

И пока у меня в ихнем ЖЭКе рука,
Про неё я узнал очень много нюансов:
У неё старший брат - футболист "Спартака",
А отец - референт в министерстве финансов.

Я скажу, что всегда на футболы хожу,
На "Спартак", и слова восхищенья о брате.
Я скажу, что с министром финансов дружу
И что сам, как любитель, играю во МХАТе.

У неё, у неё на окошке герань,
У неё, у неё занавески в разводах.
А у меня, у меня на окне ни хрена,
Только пыль, только старая пыль на комодах.

Ничего! Я куплю лотерейный билет,
И тогда мне останется ждать так недолго.
И хотя справедливости в мире всё нет,
По нему обязательно выиграю "Волгу".

1967 год

Лирическое

Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно -
Живёшь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру,
Пусть дождём опадают сирени, -
Всё равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели!

Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света, -
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Всё равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море!

В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе, -
Зря ли я столько сил разбазарил?!
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!

1969 год

Баллада о Любви

Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась Любовь -
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было - сорок сороков...

И чудаки - ещё такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья, -
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же - неровного - дыханья.

Я поля влюблённым постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

И много будет странствий и скитаний:
Страна Любви - великая страна!
И с рыцарей своих - для испытаний -
Всё строже станет спрашивать она:
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить -
Они уже согласны заплатить:
Любой ценой - и жизнью бы рискнули, -
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.

Я поля влюблённым постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит - я люблю!
Я люблю, и значит - я живу!

Но многих захлебнувшихся любовью
Не докричишься - сколько не зови, -
Им счёт ведут молва и пустословье,
Но этот счёт замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви...

И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться - со вздохом на устах -
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья.

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мёртвых воскрешал, -
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!

1975 год

4

Максимилиан Волошин

* * *

Маргарите Васильевне Сабашниковой

Я ждал страданья столько лет
Всей цельностью несознанного счастья.
И боль пришла, как тихий синий свет,
И обвилась вкруг сердца, как запястье.

Желанный луч с собой принёс
Такие жгучие, мучительные ласки.
Сквозь влажную лучистость слёз
По миру разлились невиданные краски.

И сердце стало из стекла,
И в нём так тонко пела рана:
«О, боль, когда бы ни пришла,
Всегда приходит слишком рано».

1903 год

Старые письма

               А. В. Гольштейн

Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов...
В них есть запах, в них есть прелесть
Умирающих цветов.

Я люблю узорный почерк -
В нём есть шорох трав сухих.
Быстрых букв знакомый очерк
Тихо шепчет грустный стих.

Мне так близко обаянье
Их усталой красоты...
Это дерева Познанья
Облетевшие цветы.

1904 год

* * *

Эта светлая аллея
В старом парке — по горе,
Где проходит тень Орфея
Молчаливо на заре.

Весь прозрачный — утром рано,
В белом пламени тумана
Он проходит, не помяв
Влажных стеблей белых трав.

Час таинственных наитий.
Он уходит в глубь аллей,
Точно струн, касаясь нитей
Серебристых тополей.

Кто–то вздрогнул в этом мире.
Щебет птиц. Далёкий ключ.
Как струна на чьей–то лире
Зазвенел по ветке луч.

Всё распалось. Мы приидем
Снова в мир, чтоб видеть сны.
И становится невидим
Бог рассветной тишины.

Лето 1905 года, Париж

То в виде девочки, то в образе старушки...

То в виде девочки, то в образе старушки,
То грустной, то смеясь — ко мне стучалась ты:
То требуя стихов, то ласки, то игрушки
И мне даря взамен и нежность, и цветы.

То горько плакала, уткнувшись мне в колени,
То змейкой тонкою плясала на коврах...
Я знаю детских глаз мучительные тени
И запах ладана в душистых волосах.

Огонь какой мечты в тебе горит бесплодно?
Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль?
Ах, всё великое, земное безысходно...
Нет в мире радости светлее, чем печаль!

21 января 1911 года

Любовь твоя жаждет так много...

Любовь твоя жаждет так много,
Рыдая, прося, упрекая...
Люби его молча и строго,
Люби его, медленно тая.

Свети ему пламенем белым -
Бездымно, безгрустно, безвольно.
Люби его радостно телом,
А сердцем люби его больно.

Пусть призрак, творимый любовью,
Лица не заслонит иного,-
Люби его с плотью и кровью -
Простого, живого, земного...

Храня его знак суеверно,
Не бойся врага в иноверце...
Люби его метко и верно -
Люби его в самое сердце!

8 июля 1914 года

* * *

Я глазами в глаза вникал,
Но встречал не иные взгляды,
А двоящиеся анфилады
Повторяющихся зеркал.

Я стремился чертой и словом
Закрепить преходящий миг.
Но мгновенно пленённый лик
Угасает, чтоб вспыхнуть новым.

Я боялся, узнав – забыть...
Но в стремлении нет забвенья.
Чтобы вечно сгорать и быть –
Надо рвать без печали звенья.

Я пленён в переливных снах,
В завивающихся круженьях,
Раздробившийся в отраженьях,
Потерявшийся в зеркалах.

7 февраля 1915 года

* * *

Фиалки волн и гиацинты пены
Цветут на взморье около камней.
Цветами пахнет соль...
                 Один из дней,
Когда не жаждет сердце перемены
И не торопит преходящий миг,
Но пьёт так жадно златокудрый лик
Янтарных солнц, просвеченный сквозь просинь.
Такие дни под старость дарит осень...

20 ноября 1926, Коктебель

5

Роберт Рождественский

Позови меня

Я давно знал и верил,
Ты сейчас идёшь сквозь огни…
Оглянись на мгновенье,
Просто так — посмотри.

Если вдруг трудно станет,
Если вспомнишь ты о любви,
Позови меня, позови меня,
Хоть когда-нибудь позови!

Высоко в поднебесье
Самый первый гром протрубил…
И звучит, словно песня,
Жаль, что я слова забыл!

Если вдруг трудно станет,
Если вспомнишь ты о любви,
Позови меня, позови меня,
Хоть когда-нибудь позови!

1967 год

Над головой созвездия мигают…

Над головой
созвездия мигают.
И руки сами тянутся
к огню…

Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза,
не удивляться дню.
Существовать.
Не убегать за сказкой.
И уходить,
как в монастырь,
в стихи.
Ловить Жар-птицу
для жаркого
с кашей.
А Золотую рыбку -
для ухи.

1970 год

Старые слова

Три слова, будто три огня,
Придут к тебе средь бела дня,
Придут к тебе порой ночной,
Огромные, как шар земной.
Как будто парус кораблю —
Три слова «Я тебя люблю».

Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова...

Три слова, вечных, как весна,
Такая сила им дана.
Три слова, и одна судьба,
Одна мечта, одна тропа...
И вот однажды, всё стерпя,
Ты скажешь: «Я люблю тебя»
.

Три слова, будто три зари,
Ты их погромче повтори.
Они тебе не зря сейчас
Понятны стали в первый раз.
Они летят издалека,
Сердца пронзая и века.

Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова...

1973 год

Человеку надо мало...

Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг —
     один
и враг —
         один...
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей —
                  жила..

Человеку надо мало:
после грома —
             тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь —
       одну.
И смерть —
          одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.

И —
   межзвёздную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности, —
                 немного.
Это, в общем-то, — пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку
        мало
            надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.

1973 год

Ностальгия

Ностальгия бывает по дому.
По Уралу, по Братску, по Дону.
По пустыням и скалам белёсым,
невозможно прозрачным берёзам.
По степям, где метели тугие...

У меня по тебе ностальгия.
По твоим просыпаньям тяжёлым.
По глазам и плечам обнажённым
По мгновеньям, когда ты со мною.
По ночному бессонному зною.
По слезам и словам невесомым.
По улыбкам
и даже по ссорам!
По губам, суховатым с морозца...

Я, решив с ностальгией бороться,
уезжаю.
Штурмую платформы.
Но зачем-то ору в телефоны!
Умоляю тебя:
- Помоги мне!
Задыхаюсь от ностальгии!..
Ты молчишь.
Ты спасать меня медлишь...
Если вылечусь -
тут же заметишь.

1980 год

*     *     *     *     *

Мы выучили фразу, -
легко за нею
скрыться:
"Нельзя всё делать сразу...
Не надо
торопиться..."
Дороги, как запевы,
бегут
по белу свету.
Но я ещё успею...
Но я потом
поеду...
Я после
домечтаю...
Потом
увижу море.
Дострою.
Дочитаю.
Додумаю.
Доспорю...
Смогу и не сробею,
не слушая укоры.
Я всё ещё успею, -
пусть даже
и не скоро...
Живёшь и забываешь,
что жизнь
имеет сроки...
Успеть бы нам,
товарищ,
сказать в конце дороги:
"Не так, наверно,
жили
мы с самой колыбели.
Как жаль,
что не спешили!
Как жаль,
что не успели!.."

*     *     *     *     *

В поисках счастья, работы, гражданства
странный обычай
              в России возник:
детям
у нас надоело рождаться,-
верят, что мы проживём
и без них.

1977 год

*     *     *     *     *

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я её только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.

Прогноз погоды

...В Нечерноземье,- согласно прогнозу,-
резко уменьшится снежный покров...
Днём над столицей
местами - грозы.
А на асфальте
местами -
кровь.

Ретро

Достопочтенное ретро,
благо ты
или зло?
Вздохом
какого ветра
к нам тебя
занесло?
Что за изгибы моды?
Время
сошло с ума:
бабушкины комоды
в блочные
лезут
дома!
Вещи
нездешней формы,
люстры,
шкатулки,
бра.
Медные
прателефоны,
чайники —
тоже «пра».
Сотни диковин разных,
полупонятный быт.
Вновь
граммофонный раструб
нам про любовь
хрипит...

Это, конечно,
потеха,
это — игра,
но за ней
слышу я
долгое эхо
неких
спокойных дней.
Несуетливых,
нескорых,
выдержанных,
как вино...

Ищут люди
опору
в том,
что было давно.
Там,
где проблемы мельче
(если бы так всегда!).
Там, где машин —
поменьше,
где подлинней —
года.
Там, где они
не мелькают,
там, где светло и тепло...
Прошлое
успокаивает тем,
что оно прошло.
Тем,
что оно смиренно...

За частоколом вех
достопочтенным ретро
станет
и этот век.
Этот —
шальной,
подробный,
загнанный,
будто конь,
атомный,
электронный
или ещё какой!

...Кто-нибудь,
между прочим,
скажет о наших годах:
«Всё тогда было
проще...
Господи,
нам бы так!..»

1981 год

Игра в «Замри!»
   
Ю. Овсянникову

Игра в «Замри!» —
                         весёлая игра…
Ребята с запылённого двора,
вы помните, —
                    с утра и до зари
звенело во дворе:
«Замри!..»
«Замри!..»
Порой из дома выйдешь, на беду, —
«Замри!!» —
и застываешь на бегу
в нелепой позе
                    посреди двора…
Игра в «Замри!» —
далёкая игра,
зачем ты снова стала мне нужна?
Вдали от детства
                      посреди земли
попробовала женщина одна
сказать мне позабытое:
«Замри!»
Она сказала:
                будь неумолим.
Замри!
И ничего не говори.
Замри! —
             она сказала. —
Будь
      моим!
Моим — и всё!
А для других —
                      замри!
Замри для обжигающей зари,
Замри для совести.
Для смелости замри.
Замри,
не горячась и не скорбя.
Замри!
Я буду миром
                  для тебя!..
На нас глядели звёздные миры.
И ветер трогал жёсткую траву…
А я не вспомнил
                      правила игры.
А я ушёл.
Не замер.
Так живу.

Я жизнь люблю безбожно...

Я жизнь люблю безбожно!
Хоть знаю наперёд,
что рано или поздно
настанет
мой черёд.
Я упаду на камни
и, уходя
во тьму,
усталыми руками
землю
обниму…
Хочу, чтоб не поверили,
узнав, друзья мой.
Хочу, чтоб на мгновение
охрипли
соловьи!
Чтобы впадая в ярость,
весна по свету шла…
Хочу, чтоб ты
смеялась!
И счастлива была.

1980 год

Чудо

Так полыхнуло -
                сплеча,
                       сполна -
над ледяным прудом!..
(Два человека -
                он и она -
были виновны в том...)
В доме напротив полночный лифт
взвился до чердака.
Свет был таким,
               что мельчайший шрифт
читался наверняка...
Так полыхнуло,
              так занялось -
весной ли,
          огнём -
не понять.
И о потомстве подумал лось,
а заяц решил
линять.
Землю пробили усики трав
и посверлили лучи.
Тотчас,
об этом чуде узнав,
заспешили с юга
               грачи.
На лентах сейсмографов
стала видна
нервная полоса...

(Два человека -
                он и она -
глядели
друг другу в глаза...)
Реки набухли.
Народ бежал
и жмурился от тепла.
Кто-то кричал:
              "Пожар!..
                       Пожар!.."

А это
любовь была.

Приходить к тебе, чтоб снова...

                                    A.K.

Приходить к тебе,
                 чтоб снова
просто вслушиваться в голос
и сидеть на стуле, сгорбясь,
и не говорить ни слова.
Приходить,
          стучаться в двери,
замирая, ждать ответа...
Если ты узнаешь это,
то, наверно, не поверишь,
то, конечно, захохочешь, скажешь:
"Это ж глупо очень..."
Скажешь:
"Тоже мне -
            влюблённый!" -
и посмотришь удивлённо,
и не усидишь на месте.
Будет смех звенеть рекою...

Ну и ладно.
           Ну и смейся.
Я люблю тебя
            такою.

Друг

Мы цапаемся жёстко,
Мы яростно молчим.
Порою —
из пижонства,
порою —
без причин.
На клятвы в дружбе крупные
глядим, как на чуму.
Завидуем друг другу мы,
не знаю почему…
Взираем незнакомо
с придуманных высот,
считая,
что другому
отчаянно везёт.
Ошибок не прощаем,
себя во всём виним.
Звонить не обещаем.
И всё ж таки звоним!
Бывает:
в полдень хрупкий
мне злость моя нужна.
Я поднимаю трубку:
«Ты дома,
старина?..»
Он отвечает:
«Дома…
Спасибо – рад бы…
Но…»
И продолжает томно,
и вяло,
и темно:
«Дела…
Прости…
Жму руку…»
А я молчу, взбешён.
Потом швыряю трубку
и говорю:
«Пижон!!» Но будоражит в полночь
звонок из темноты…
А я обиду помню.
Я спрашиваю:
«Ты?»
И отвечаю вяло.
Уныло.
Свысока.
И тут же оловянно
бубню ему:
«Пока…»
Так мы живём и можем,
ругаемся зазря.
И лоб в раздумьях морщим,
тоскуя и остря.
Пусть это всё мальчишеством
иные назовут.
Листы бумаги
чистыми
четвёртый день живут, —
боюсь я слов истёртых,
как в булочной ножи…
Я знаю:
он прочтёт их
и не простит мне
лжи!

* * *  *  *

Война откатилась
за годы и гуды.
И горечь, и славу до дна перебрав...
А пули ещё прилетают оттуда.
Из тех февралей.
Из-за тех переправ.

А пули летят из немыслимой дали!
Уже потускневшие капли свинца
пронзают броню легендарных медалей,
кромсая на части живые сердца.

Они из войны прилетают недаром!
Ведь это оттуда, из позавчера,
Из бывших окопов по старым солдатам
чужие истлевшие бьют снайпера!..

Я знаю, что схватка идёт не на равных.
И нечем ответить такому врагу...
Но я не могу уберечь ветеранов.
Я даже собой заслонить не могу.

И я проклинаю пустую браваду,
мне спать не даёт ощущенье вины...
Всё меньше и меньше к Большому театру
приходит
участников прошлой войны.


Пословица стучится в дверь…

Пословица стучится в дверь.
Впустить её приходится:
«Счастливым дням не слишком верь…
Не так живи,
как хочется…» А я живу, как хочется.
А я живу, как дышится.
Судьба —
моя помощница.
Любовь —
моя владычица…
Дожди летят звенящие!
Дрожит земля от грохота.
Успеть бы мне понять её,
хоть чуточку,
хоть крохотку.
Сказать бы, что не сказано
о мужестве, о верности.
Ведь только шаг у каждого
с рождения
до вечности…
А я живу, как хочется.
Иду своей дорогою.
А чем она закончится,
гадать пока
не пробую.
По ней пройду я до конца
распахнуто и праведно.
И правнук мой пойдёт в отца.
А может быть —
и в прадеда…
Над миром вновь встаёт заря.
И я гляжу на зарево.
И каждый день совсем не зря
опять живу я
заново.
Судьба —
моя помощница.
Любовь —
моя владычица…
И надо жить, как хочется.
И надо жить, как дышится.

1973 год

Чего бы это значило?

Чего бы это
значило? —
В пронзительных годах
живу всё время
начерно.
И, видимо, не так.
Замахи
и дерзания.
В огонь
и из огня.
Урок чистописания —
увы! —
не для меня…
Что кончено,
что начато —
растаяло в ночи.
Всё начерно,
всё начерно, —
хоть «Караул!» кричи.
Зря
огород городится!
Гордиться не с руки:
вновь на огне
корёжатся
года-черновики.
То лучшие,
то худшие,
протяжные,
как стон.
И дерево плакучее
склонилось над листом.
Сгорает,
осыпается,
трепещет на ветру.
Ехидно улыбается…
А если я умру,
оркестрик
перво-наперво
задребезжит взамен…
Мне так хотелось —
набело!
Не вышло.
Не сумел.

Стихи без даты

Клеветническое письмо в редакцию

Несмотря на то, что трудится горсуд,
В нашем городке –
Напропалую! –
Все воруют, тянут, тащат и несут.
Жить нормально –
Это значит: жить воруя…..
Есть у нас и двое честных (что скрывать?) –
горожанам эти граждане известны.
Первый честный –
Год как бросил воровать
и считается теперь ужасно честным.
Он нахапал на две жизни,
Даже – сверх,
Всё, что хочет он, к нему привозят на дом……
А второй –
Нормальный, честный человек –
в городском музее служит.
Экспонатом.

Стихи без даты

6

Евгений Евтушенко

ИДУТ БЕЛЫЕ СНЕГИ

Идут белые снеги,
как по нитке скользя...
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.

Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.

Я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.

И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?

А любил я Россию
всею кровью, хребтом -
её реки в разливе
и когда подо льдом,

дух её пятистенок,
дух её сосняков,
её Пушкина, Стеньку
и её стариков.

Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.

И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.

Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня.

Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.

1965 год

ЗАВИСТЬ

Завидую я.
Этого секрета
не раскрывал я раньше никому.
Я знаю, что живёт мальчишка где-то,
и очень я завидую ему.
Завидую тому,
как он дерётся,-
я не был так бесхитростен и смел.
Завидую тому,
как он смеётся,-
я так смеяться в детстве не умел.
Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-
я был всегда причёсанней, целей.
Все те места, что пропускал я в книжках,
он не пропустит.
Он и тут сильней.
Он будет честен жёсткой прямотою,
злу не прощая за его добро,
и там, где я перо бросал:
"Не стоит!"-
он скажет:
"Стоит!"- и возьмёт перо.
Он если не развяжет,
так разрубит,
где я ни развяжу,
ни разрублю.
Он, если уж полюбит,
не разлюбит,
а я и полюблю,
да разлюблю.
Я скрою зависть.
Буду улыбаться.
Я притворюсь, как будто я простак:
"Кому-то же ведь надо ошибаться,
кому-то же ведь надо жить не так".
Но сколько б ни внушал себе я это,
твердя:
"Судьба у каждого своя",-
мне не забыть, что есть мальчишка где-то,
что он добьётся большего,
чем я.

1955 год

Д. Г.

Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен —
можно ранить даже лепестком.

Ранил я и сам — совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.

Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других?

1973 год

Дай Бог! Молитва

Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай бог быть тёртым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,
когда идёт большая драка.
Дай бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай бог лжецам замкнуть уста,
глас божий слыша в детском крике.
Дай бог живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несём,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всём,
Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно...
Дай бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.

1990 год

7

Евгений Евтушенко

ВСЕГДА НАЙДЁТСЯ ЖЕНСКАЯ РУКА

Всегда найдётся женская рука,
чтобы она, прохладна и легка,
жалея и немножечко любя,
как брата, успокоила тебя.

Всегда найдётся женское плечо,
чтобы в него дышал ты горячо,
припав к нему беспутной головой,
ему доверив сон мятежный свой.

Всегда найдутся женские глаза,
чтобы они, всю боль твою глуша,
а если и не всю, то часть её,
увидели страдание твоё.

Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба.

Но есть такое женское плечо,
которое неведомо за что
не на ночь, а навек тебе дано,
и это понял ты давным-давно.

Но есть такие женские глаза,
которые глядят всегда грустя,
и это до последних твоих дней
глаза любви и совести твоей.

А ты живёшь себе же вопреки,
и мало тебе только той руки,
того плеча и тех печальных глаз...
Ты предавал их в жизни столько раз!

И вот оно - возмездье - настаёт.
"Предатель!"- дождь тебя наотмашь бьёт.
"Предатель!"- ветки хлещут по лицу.
"Предатель!"- эхо слышится в лесу.

Ты мечешься, ты мучишься, грустишь.
Ты сам себе всё это не простишь.
И только та прозрачная рука
простит, хотя обида и тяжка,

и только то усталое плечо
простит сейчас, да и простит ещё,
и только те печальные глаза
простят всё то, чего прощать нельзя...

1961 год

ИЗ ВОДЫ ВЫХОДИЛА ЖЕНЩИНА

Из воды выходила женщина,
удивлённо глазами кося.
Выходила свободно, торжественно,
молодая и сильная вся.

Я глядел на летящие линии...
Рядом громко играли в «козла»,
но тяжёлая белая лилия
из волос её чёрных росла.

Шум и смех поражённой компанийки:
«Ишь ты, лилия — чудеса!» —
а на синем её купальнике
бились алые паруса.

Шла она, белозубая, смуглая,
жёлтым берегом наискосок,
только слышались капли смутные
с загорелого тела — в песок.

Будет в жизни хорошее, скверное,
будут годы дробиться, мельчась,
но и нынче я знаю наверное,
что увижу я в смертный мой час.

Будет много святого и вещего,
много радости и беды,
но увижу я эту женщину,
выходящую из воды...

1958 год

К ДОБРУ ТЫ ИЛИ К ХУДУ

К добру ты или к худу,
решает время пусть.
Но лишь с тобой побуду,
я хуже становлюсь.
Ты мне звонишь нередко,
но всякий раз в ответ,
как я просил, соседка
твердит, что дома нет.
А ты меня тревожишь
письмом любого дня.
Ты пишешь, что не можешь
ни часу без меня,
что я какой-то странный,
что нету больше сил,
что Витька Силин пьяный
твоей руки просил.
Я полон весь то болью,
то счастьем, то борьбой...
Что делать мне с тобою?
Что делать мне с собой?!
Смотреть стараюсь трезво
на все твои мечты.
И как придумать средство,
чтоб разлюбила ты?
В костюме новом синем,
что по заказу сшит,
наверно, Витька Силин
сейчас к тебе спешит.
Он ревностен и стоек.
В душе - любовный пыл.
Он аспирант-историк
и что-то там открыл.
Среди весенних лужиц
идёт он через дождь,
а ты его не любишь,
а ты его не ждёшь,
а ты у Эрмитажа"
стоишь, ко мне звоня,
и знаешь - снова скажут,
что дома нет меня.

1953 год

ЛИФТЁРШЕ МАШЕ ПОД СОРОК...

Лифтёрше Маше под сорок.
Грызёт она грустно подсолнух,
и столько в ней детской забитости
и женской кричащей забытости!
Она подружилась с Тонечкой,
белёсой девочкой тощенькой,
отцом-забулдыгой замученной,
до бледности в школе заученной.
Заметил я - робко, по-детски
поют они вместе в подъезде.
Вот слышу - запела Тонечка.
Поёт она тоненько-тоненько.
Протяжно и чисто выводит...
Ах, как у ней это выходит!
И ей подпевает Маша,
обняв её,
будто бы мама.
Страдая поют и блаженствуя,
две грусти - ребячья и женская.
Ах, пойте же, пойте подольше,
ещё погрустнее, потоньше.
Пойте, пока не устанете...
Вы никогда не узнаете,
что я, благодарный случаю,
пение ваше слушаю,
рукою щеку подпираю
и молча вам подпеваю.

1955 год

ТРЕТЬЯ ПАМЯТЬ

У всех такой бывает час:
тоска липучая пристанет,
и, догола разоблачась,
вся жизнь бессмысленной предстанет.

Подступит мёртвый хлад к нутру.
И чтоб себя переупрямить,
как милосердную сестру,
зовём, почти бессильно, память.

Но в нас порой такая ночь,
такая в нас порой разруха,
когда не могут нам помочь
ни память сердца, ни рассудка.

Уходит блеск живой из глаз.
Движенья, речь - всё помертвело.
Но третья память есть у нас,
и эта память - память тела.

Пусть ноги вспомнят наяву
и теплоту дорожной пыли,
и холодящую траву,
когда они босыми были.

Пусть вспомнит бережно щека,
как утешала после драки
доброшершавость языка
всё понимающей собаки.

Пусть виновато вспомнит лоб,
как на него, благословляя,
лёг поцелуй, чуть слышно лёг,
всю нежность матери являя.

Пусть вспомнят пальцы хвою, рожь,
и дождь, почти неощутимый,
и дрожь воробышка, и дрожь
по нервной холке лошадиной.

И жизни скажешь ты: "Прости!
Я обвинял тебя вслепую.
Как тяжкий грех, мне отпусти
мою озлобленность тупую.

И если надобно платить
за то, что этот мир прекрасен,
ценой жестокой - так и быть,
на эту плату я согласен.

Но и превратности в судьбе,
и наша каждая утрата,
жизнь, за прекрасное в тебе
такая ли большая плата?!"

1963 год

БЛАГОДАРНОСТЬ

    M.B.

Она сказала: «Он уже уснул!»,—
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь,
Она шептала что-то, чуть картавя,
звук «р», как виноградину, катая
за белою оградою зубов.

«А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою... И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг — я снова женщина... Смешно?»

Быть благодарным — это мой был долг.
Ища защиту в беззащитном теле,
зарылся я, зафлаженный, как волк,
в доверчивый сугроб её постели.

Но, как волчонок загнанный, одна,
она в слезах мне щёки обшептала.
и то, что благодарна мне она,
меня стыдом студёным обжигало.

Мне б окружить её блокадой рифм,
теряться, то бледнея, то краснея,
но женщина! меня! благодарит!
за то, что я! мужчина! нежен с нею!

Как получиться в мире так могло?
Забыв про смысл её первопричинный,
мы женщину сместили. Мы её
унизили до равенства с мужчиной.

Какой занятный общества этап,
коварно подготовленный веками:
мужчины стали чем-то вроде баб,
а женщины — почти что мужиками.

О, господи, как сгиб её плеча
мне вмялся в пальцы голодно и голо
и как глаза неведомого пола
преображались в женские, крича!

Потом их сумрак полузаволок.
Они мерцали тихими свечами...
Как мало надо женщине — мой Бог!—
чтобы её за женщину считали.

1968 год

8

Евгений Евтушенко

КОГДА ВЗОШЛО ТВОЁ ЛИЦО

Когда взошло твоё лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно всё, что я имею.

Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвящённого меня.

Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слёз, восторга,
но с этим страхом не борюсь.

Я помню - этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.

Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти - знаю - кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдёт твое лицо...

1960 год

*     *     *

С. Преображенскому

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой всё особое, своё,
и нет планет, похожих на неё.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это всё неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Всё это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит всё равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная всё, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

1961 год

НЕ ПОНИМАТЬ ДРУГ ДРУГА СТРАШНО

Не понимать друг друга страшно -
не понимать и обнимать,
и всё же, как это ни странно,
но так же страшно, так же страшно
во всём друг друга понимать.

Тем и другим себя мы раним.
И, наделён познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.

1956 год

ТЫ БОЛЬШАЯ В ЛЮБВИ

Ты большая в любви.
Ты смелая.
Я - робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
а хорошее вряд ли смогу.
Всё мне кажется,
будто бы по лесу
без тропинки ведёшь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса.
Не пойму я -
что за цветы.
Не годятся все прежние навыки.
Я не знаю,
что делать и как.
Ты устала.
Ты просишься на руки.
Ты уже у меня на руках.
"Видишь,
небо какое синее?
Слышишь,
птицы какие в лесу?
Ну так что же ты?
Ну?
Неси меня!
А куда я тебя понесу?...

1953 год

ЛЮБИМАЯ, СПИ!..

Солёные брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
                      И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
солёное солнце всосало в себя.
Любимая, спи...
            Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пёс наш хромучий,
                 лохмато-дремучий,
Ложится и лижет солёную цепь.
И море - всем топотом,
                    и ветви - всем ропотом,
И всем своим опытом -
                      пёс на цепи,
а я тебе - шёпотом,
                  потом - полушёпотом,
Потом - уже молча:
                   "Любимая, спи..."
Любимая, спи...
               Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
         просыпаемся.
                     Свежесть во всём.
Мы в сене.
          Мы сони.
                  И дышит мацони
откуда-то снизу,
                из погреба,-
                            в сон.
О, как мне заставить
                    всё это представить
тебя, недоверу?
               Любимая, спи...
Во сне улыбайся.
                (все слёзы отставить!),
цветы собирай
             и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
           Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
                  и окутайся им.
Во сне можно делать всё то,
                           что захочется,
всё то,
       что бормочется,
                      если не спим.
Не спать безрассудно,
                     и даже подсудно,-
ведь всё,
         что подспудно,
                       кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
                    В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи...
               Что причина бессоницы?
Ревущее море?
             Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
                    Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
                   а просто моя?
Любимая, спи...
               Ничего не попишешь,
но знай,
        что невинен я в этой вине.
Прости меня - слышишь?-
                       люби меня - слышишь?-
хотя бы во сне,
               хотя бы во сне!
Любимая, спи...
               Мы - на шаре земном,
свирепо летящем,
               грозящем взорваться,-
и надо обняться,
               чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться -
                  сорваться вдвоём.
Любимая, спи...
               Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и всё-таки -
             слышишь, любимая?-
                                спи...
И море - всем топотом,
                    и ветви - всем ропотом,
И всем своим опытом -
                      пёс на цепи,
а я тебе - шёпотом,
                  потом - полушёпотом,
Потом - уже молча:
                   "Любимая, спи..."

1964 год

ВОЛНА ВОЛОС ПРОШЛА СКВОЗЬ МОИ ПАЛЬЦЫ

Волна волос прошла сквозь мои пальцы,
и где она -
волна твоих волос?
Я в тень твою,
как будто зверь, попался
и на колени перед ней валюсь.
Но тень есть тень.
Нет в тени тёплой плоти,
внутри которой тёплая душа.
Бесплотное виденье,
как бесплодье,
в меня вселилось, душу иссуша.
Я победил тебя игрой и бредом
и тем, что был свободен,
а не твой.
Теперь я за свою свободу предан
и тщетно трусь о призрак головой.
Теперь я проклинаю эти годы,
когда любовь разменивал на ложь.
Теперь я умоляю несвободы,
но мстительно свободу ты даёшь.
Как верил я в твои глаза и двери,
а сам искал других дверей и глаз.
Неужто нужен нам ожог неверья,
а вера избаловывает нас?
Я ревности не знал.
Ты пробудила
её во мне, всю душу раскровя.
Теперь я твой навек.
Ты победила.
Ты победила тем,
что не моя.

1972 год

НЕ ИСЧЕЗАЙ

Не исчезай... Исчезнув из меня,
развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
себе самой навеки изменя,
и это будет низшая нечестность.

Не исчезай... Исчезнуть — так легко.
Воскреснуть друг для друга невозможно.
Смерть втягивает слишком глубоко.
Стать мёртвым хоть на миг — неосторожно.

Не исчезай... Забудь про третью тень.
В любви есть только двое. Третьих нету.
Чисты мы будем оба в Судный день,
когда нас трубы призовут к ответу.

Не исчезай... Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.

Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.

Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.

1977 год

ГОЛОС В ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКЕ

Если б голос можно было целовать,
я прижался бы губами к твоему,
шелестящему внутри, как целый сад,
что-то шепчущий, обняв ночную тьму.

Если б душу можно было целовать,
к ней прильнул бы, словно к лунному лучу.
Как бедны на свете те, чья цель — кровать.
Моя цель — душа твоя. Её хочу.

Я хочу твой голос. Он — твоя душа.
По росе хочу с ним бегать босиком,
и в траве, так нежно колющей греша,
кожи голоса коснуться языком.

И наверно, в мире у тебя одной
существует — хоть про всё навек забудь! —
этот голос, упоительно грудной,
тот, что втягивает в белый омут — в грудь.

1986 год

9

Владимир Солоухин

НАВЕРНОЕ, ДОЖДИК ПРИЙТИ ПОМЕШАЛ

Наверное, дождик прийти помешал.
А я у пустого сквера
Тебя до двенадцати ночи ждал
И ждал терпеливо в первом.
Я всё оправданий тебе искал:
'Вот если бы дождик не был!'
И если была какая тоска -
Тоска по чистому небу.

Сегодня тебе никто не мешал.
А я у того же сквера
Опять до двенадцати ночи ждал,
Но с горечью понял в первом:
Теперь оправданий нельзя искать -
И звёзды и небо чисто.
И если крепка по тебе тоска,
Тоска по дождю - неистова!

1945 год

ПОСТОЙ. ЕЩЁ НЕ ВСЁ МЕЖ НАМИ!

Постой. Ещё не всё меж нами!
Я горечь первых чувств моих
В стих превращу тебе на память,
Чтоб ты читала этот стих.

Прочтёшь. Но толку много ль в том,
Стихи не нравятся, бывает,
Ты вложишь их в тяжёлый том -
Подарок чей-то, я не знаю.
А через год не вспомнишь снова
(Позабывают и не то!),
В котором томе замурован
Мой вдвое сложенный листок.

Но всё равно ты будешь слышать,
Но будешь ясно различать,
Как кто-то трудно-трудно дышит
В твоей квартире по ночам,
Как кто-то просится на волю
И, задыхаясь и скорбя,
Ревнует, ждёт, пощады молит,
Клянет тебя!.. Зовёт тебя!...

1945 - 1956 годы

Я ТЕБЕ И ВЕРЮ И НЕ ВЕРЮ

Я тебе и верю и не верю,
Ты сама мне верить помоги.
За тяжёлой кожаною дверью
Пропадают лёгкие шаги.

Ты снимаешь варежки и боты,
Над тобою сонный абажур.
Я иду в позёмку за ворота,
В улицы пустые выхожу.

Ветер вслед последнему трамваю
Свищет, рельсы снегом пороша,
Ты садишься, ноты открываешь,
В маленькие руки подышав.

Проведёшь по клавишам рукою,
Потихоньку струны зазвенят,
Вспомнишь что-то очень дорогое,
Улыбнёшься, вспомнив про меня.

Звук родится. Медленно остынет.
Ты умеешь это. Подожди!
Ты умеешь делать золотыми
Серые осенние дожди.

Но в студёный выветренный вечер,
Не спросив, на радость иль беду,
Ты сумеешь выбежать навстречу,
Только шаль накинув на ходу.

Не спросив, далеко ли пойдём мы,
Есть ли край тяжелому пути,
Ты сумеешь выбежать из дому
И обратно больше не прийти...

Или будешь мучиться и слушать,
У окошка стоя по ночам,
Как февраль всё яростней и глуше
Гонит снег по голым кирпичам?

И тебе пригрезится такое:
Солнце, путь в торжественном лесу.
И тебя я, гордый и спокойный,
На руках, усталую, несу.

1949 год

10

Владимир Солоухин

ГРЕМИ, ВДОХНОВЕННАЯ ЛИРА

Греми, вдохновенная лира,
О том сокровенном звеня,
Что лучшая женщина мира
Три года любила меня.

Она подошла, молодая,
В глаза посмотрела, светла,
И тихо сказала: «Я знаю,
Зачем я к тебе подошла.

Я буду единственной милой,
Отняв, уведя, заслоня...»
О, лучшая женщина мира
Три года любила меня.

Сияли от неба до моря
То золото, то синева,
Леса в листопадном уборе,
Цветущая летом трава.

Мне жизнь кладовые открыла,
Сокровища блещут маня,
Ведь лучшая женщина мира
Три года любила меня.

И время от ласки до ласки
Рекой полноводной текло,
И бремя от сказки до сказки
Нести было не тяжело.

В разгаре обильного пира
Мы пьём, о расплате не мня...
Так лучшая женщина мира
Три года любила меня.

Меня ощущением силы
Всегда наполняла она,
И столько тепла приносила —
Ни ночь, ни зима, не страшна.

— Не бойся,— она говорила,—
Ты самого чёрного дня...—
Да, лучшая женщина мира
Три года любила меня.

И радость моя и победа
Как перед падением взлёт...
Ударили грозы и беды,
Похмелье, увы, настаёт.

Бреду я понуро и сиро,
Вокруг ни былья, ни огня...
Но лучшая женщина мира
Три года любила меня!

Не три сумасшедшие ночи,
Не три золотые денька...
Так пусть не бросается в очи
Ни звёздочки, ни огонька.

Замкнулась душа, схоронила.
До слова, до жеста храня,
Как лучшая женщина мира
Три года любила меня.

1976 год

11

Владимир Солоухин

ДАВНЫМ-ДАВНО

Давным-давно известно людям,
Что при разрыве двух людей
Сильнее тот, кто меньше любит,
Кто больше любит, тот слабей.

Но я могу сказать иначе,
Пройдя сквозь ужас этих дней:
Кто больше любит, тот богаче,
Кто меньше любит, тот бедней.

Средь ночи злой, средь ночи длинной,
Вдруг возникает крик в крови:
О боже, смилуйся над милой,
Пошли ей капельку любви!

1970 год

ОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ

Уже подростками мы знаем,
По книгам истины уча:
Лишь безответная, глухая
Любовь крепка и горяча.

Из тех же книжек нам известно —
Она по-своему живёт:
Гудит, как пламя в печке тесной,
И, как вода в трубе, ревёт.

Меж тем и жизнь внушает строго:
Нужны труба, ограда, печь,
И что без этого не могут
Огонь — гореть, а воды — течь.

И что, едва на волю выйдя,
Слабеют чувства и мечты...
Но я огонь свободным видел,
В нём было больше красоты!

нагретый рыжий воздух,
Он рвался так в холодный мрак,
Что перепутывались звёзды
С живыми искрами костра.

Я видел также не мятежной,
А золотой воды разлив,
Она спала, весь лес прибрежный,
Весь мир в себе отобразив.

Ценя всё вольное на свете,
Я любовался ею вновь
И встретил женщину, и встретил
Её ответную любовь.

И вот она вольна меж нами,
Не стеснена, какая есть!
И к звёздам рвётся, словно пламя,
И мир отобразила весь!

1953 год

12

Вероника Долина

А ХОЧЕШЬ, Я ВЫУЧУСЬ ШИТЬ...

А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?

Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день!

Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьём.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживём!

Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть...

И будет трава расти,
А в доме - топиться печь.
И, Господи, мне прости,
Я, может быть, брошу петь.

И будем, как люди, жить,
Добра себе наживать.
Ну хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать...

КОГДА Б МЫ БЫЛИ БЕЗ ЗАТЕЙ

Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила, -
Всех видов и мастей.

И, гладя головы птенцов,
Я вспоминала б их отцов,
Одних - отцов семейства,
Других - совсем юнцов.

Их не коснулась бы нужда,
Междоусобная вражда -
Уж слишком были б непохожи
Птенцы того гнезда.

Мудрец научит дурака,
Как надо жить наверняка.
Дурак пускай научит брата
Вкушать, как жизнь сладка.

Сестра-простушка учит прясть.
Сестра-воровка учит красть.
Сестра-монашка их научит
Молиться, чтобы не пропасть.

Когда б я сделалась стара,
Вокруг накрытого стола
Всю дюжину моих потомков
Однажды б собрала.

Как непохож на брата брат,
Но как увидеть брата рад!
И то, что этим братья схожи,
Дороже во сто крат.

Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила -
Всех видов и мастей.

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ДИАЛОГ

Как Ваша Светлость поживает?
Как Ваша Светлость почивает?
О чём она переживает,
Достаточно ли ей светло?
- Ах, худо, друг мой, очень худо!
Мы все надеялись на чудо,
А чуда что-то нет покуда,
А чуда не произошло.

Что Вашу Светлость удручает?
Что Вашу Светлость огорчает?
Что Вашу Светлость омрачает?
Вас любит люд и чтит ваш двор.
- У черни - что же за любови?
Всё время вилы наготове.
А двор - прости меня на слове,-
Что ни сеньор - дурак и вор.

У вас, мой герцог, ностальгия,
Но вас утешит герцогиня!
Она ведь верная подруга.
Ваш брак, я слышал, удался?
- Мой друг, мы с вами с детства близки.
Скажу вам, женщины так низки!
Супруга мне уж не подруга,
И с ней живёт округа вся.

Не нанося стране урона,
Я отрекаюсь, друг, от трона.
Кому нужна моя корона?
А жизнь моя, скажи, кому?
Какой тебе я к чёрту Светлость?
Долой и чопорность и светскость!
Пойдём-ка лопать макароны,
В ту симпатичную корчму!

Как Ваша Светлость поживает?
Как Ваша Светлость почивает?
О чем она переживает,
Достаточно ли ей светло?
- Ах, худо, друг мой, очень худо!
Мы все надеялись на чудо,
А чуда - так и нет покуда,
А чуда не произошло...

1978 год

*     *     *     *     *

Меж нами нет любви. Какая-то прохладца,
Как если бы у нас сердца оборвались.
Ну как ей удалось за пазуху прокрасться?
Должно быть, мы с тобой некрепко обнялись.

Меж нами нет любви. Не стоит суесловья!
Но снова кто-то врёт и "да" рифмует с "нет".
И снова говорит: любовь, любви, любовью -
Холодные как лёд, и чистые как снег.

Но если нет любви - тогда какого чёрта
Мы тянем эту нить из вечного клубка?
Затем, что не дано любви иного сорта,
И надо как-то жить, раз живы мы пока.

1977 год

13

Вероника Долина

ЭТА КНИГА

Эта книга пропахла твоим табаком
И таким о тебе говорит языком:
Не жалей ни о чём, дорогая!
И не то чтоб со мною был прежде знаком,
И не то чтобы мною был прежде иском —
Так и жили, не предполагая...

Этой книги, которая ростом с вершок,
Я потрогаю тонкий ещё корешок.
"Не жалей ни о чём, дорогая!" —
Прочитаю в твоём торопливом письме,
И — простейшие числа слагаю в уме.
Так и жили, не предполагая...

Я могла б написать: никого не виню!
Сообразно характеру, духу и дню -
Не виню, ибо верю в удачу.
Но споткнусь о корявую эту строку
И щекою прильну к твоему табаку,
И - не плачу, не плачу, не плачу...

ФОРМУЛА

Усталость преодолевая,
Бреду домой, едва дыша.
Но тлеет точка болевая -
Её ещё зовут душа.
Сервиз домашний, запах чайный,
Такой знакомый и простой,
И взгляд, нечаянно печальный,
И детский профиль золотой.

Вот настроенье нулевое,
Тоска и смута вновь и вновь.
А вот - раненье пулевое,
Его ещё зовут любовь.
Мне жребий выпал бесталанный,
И я над ним три года бьюсь.
Меня не бойся, мой желанный!
Я и сама тебя боюсь.

Гляжу, от боли неживая,
Сквозь чёрный мрак - на алый круг.
Вот эта рана ножевая -
Твоих же рук, мой бывший друг!
Спеши сложить свои пожитки,
О том, что было, - не тужи!
Суши в альбоме маргаритки,
Раз в доме снова ни души.

Усталость преодолевая,
Бреду домой, едва дыша.
Но тлеет точка болевая -
Её ещё зовут душа.
Я знаю, поздно или рано
Помру под бременем грехов.
Но все мои былые раны -
Живут под именем стихов.

О, ЖЕНЩИНА, ЛЕТАЮЩАЯ ТРУДНО !

О, женщина, летающая трудно!
Лицо твоё светло, жилище скудно.
На улице темно, но многолюдно.
Ты смотришься в оконное стекло.

О, женщина, глядящая тоскливо!
Мужчина нехорош, дитя сопливо...
Часы на кухне тикают сонливо -
Неужто твоё время истекло?

О, женщина, чьи крылья не жалели!
Они намокли и отяжелели...
Ты тащишь их с натугой еле-еле,
Ты сбросить хочешь их к его ногам...

Но погоди бросать ещё, чудачка, -
Окончится твоя земная спячка;
О, погоди, кухарка, нянька, прачка -
Ты полетишь к сладчайшим берегам!

Ты полетишь над домом и над дымом,
Ты полетишь над Прагой и над Римом.
И тот ещё окажется счастливым,
Кто издали приметит твой полёт...

Пусть в комнатке твоей сегодня душно,
Запомни - ты прекрасна, ты воздушна,
Ты только струям воздуха послушна -
Не бойся, всё с тобой произойдёт!

ТАКУЮ ПЕЧАЛЬ Я НОШУ НА ГРУДИ

Такую печаль я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.

Её ль убаюкать, самой ли уснуть?
Такое не носят московские леди.
Такое, как камень с прожилками меди —
К ней страшно притронуться, больно взглянуть.

Такую печаль я ношу на груди,
Как вырвали сердце, а вшить позабыли.
Но те, кто калечил, меня не любили,
А ты полюби меня, очень прошу.

Такую печать я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.

14

Алексей Апухтин

Два голоса
             Посвящается С. А. и Е. К. 3[ыби]ным

Два голоса, прелестью тихой полны,
   Носились над шумом салонным,
И две уж давно не звучавших струны
   Им вторили в сердце смущённом.

И матери голос раздумьем звучал
   Про счастье, давно прожитое,
Про жизненный путь между мелей и скал,
   Про тихую радость покоя.

И дочери голос надеждой звучал
   Про силу людского участья,
Про блеск оживлённых, сияющих зал,
   Про жажду безвестного счастья.

Казалось, что, в небе лазурном горя,
   С прекрасной вечерней зарею
Сливается пышная утра заря,—
   И блещут одной красотою.

1870-е годы

Любовь

Когда без страсти и без дела
Бесцветно дни мои текли,
Она как буря налетела
И унесла меня с земли.

Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слёзы, слёзы без числа...

Сухими, жёсткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась над тоской;

А иногда горячим словом
И взором ласковых очей
Гнала печаль - и в блеске новом
В душе светилася моей!

Я всё забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть.
Благословить её не смею
И не могу её проклясть.

1872 год

*   *   *

День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе,
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума всё та же, одна, роковая,-
      Всё о тебе!

С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя...
Вера, мечты, вдохновенное слово,
Всё, что в душе дорогого, святого,-
      Всё от тебя!

Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя,-
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы -
      Всё для тебя!

1880 год

15

Ирина Снегова

НЕ НАДО ПРИХОДИТЬ НА ПЕПЕЛИЩА...

Не надо приходить на пепелища,
Не нужно ездить в прошлое, как я,
Искать в пустой золе, как кошки ищут,
Напрасный след сгоревшего жилья.

Не надобно желать свиданья с теми,
Кого любили мы давным-давно,
Живое ощущение потери
Из этих встреч нам вынести дано.

Их час прошёл. Они уже подобны
Волшебнику, утратившему власть,
Их проклинать смешно и неудобно,
Бессмысленно им вслед поклоны класть.

Не нужно приходить на пепелища
И так стоять, как я сейчас стою.
Над пустырём холодный ветер свищет
И пыль метёт на голову мою.

ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО

Всё будет хорошо,
Не накликай, не хнычь.
Всё будет хорошо! -
Победен этот клич.

Всё будет хорошо -
Тверди себе, как йог.
Всё будет хорошо:
Ведь главное - итог.

Всё будет хорошо,
Умей заклясть судьбу!
Всё будет хорошо,
Всё будет, будет, бу....

НУЖНО НАДЕЯТЬСЯ !

Нужно попробовать сделать усилие,
Чтобы увидеть сквозь чёрное - синее.
Это ведь, в сущности, мелочь, безделица:
Взять и надеяться, просто - надеяться.

ЦИФР И СХЕМ ТОРЖЕСТВО...

Цифр и схем торжество -
Жизнь смурна и превратна...
Никогда, никого
Не зовите обратно.

Обратимость - враньё,
Суть движенья злорадна,
Ни его, ни её
Не отдаст вам обратно.

Вечный счёт: кто - кого!
Боль - нечётна, некратна,
Ни её, ни его
Не отпустит обратно.

Время рвётся, слепя, -
Битва, подвиг твой ратный...
Ни других, ни себя
Не зовите обратно!

ПРОЙДЁТ

Пройдёт. Не заживёт - минует,
Как на реке рубец весла.
И странно не ознаменует
Собою ни добра, ни зла.

А так - ничто в тебе не дрогнет.
И ты в сердцах не крикнешь вслед:
"Будь проклят, трижды! Трижды проклят!..."
Зачем? Живи... Мне дела нет.

16

Ирина Снегова

ОН ГОВОРИЛ...

Он говорил: всё изменилось,
Молчишь - не люб, не мил?
Я не молчала - я молилась,
Чтоб он меня любил.

Ах вы, души чужой потёмки!
Чужой? Почти твоей!
У самых глаз, у крайней кромки -
Нисколько не видней!

ЛЮБВЕЙ СВОИХ ПЕРЕБИРАЕШЬ СВЯТЦЫ...

Любвей своих перебираешь святцы...
Твоя тому иль не твоя вина,
Беспамятность, бесслёзность - что считаться,-
Но как они бледнеют, имена!

И ни в одном - ни горечи, ни смуты...
Ах, кабы власть на то да в нас самих -
Души своей, клянусь, ни на минуту
Ты б не доверил никому из них.

Но власть не наша, и не нам забота
Загадывать сегодня на потом,
И что душа!.. Владей, бери без счёта!
Не допусти лишь пожалеть о том.

ПРИСНИЛСЯ БЫ!

Приснился бы! Хоть мельком, в кой-то раз...
Как странно явь господствует над снами,
Что снятся нам обидевшие нас
И никогда - обиженные нами.

Из гордости.. не снятся нам они,
Чтоб нашего смущения не видеть...
А может быть, чтоб, боже сохрани,
Нас в этих снах случайно не обидеть!

МИНУЛО...

Минуло. Не было - и нет.
Остыло. Рук не отогреть.
Но и сегодня, как на свет,
Мне больно на тебя смотреть.

С ГЛАЗ ДОЛОЙ - ИЗ СЕРДЦА ВОН!

С глаз долой - из сердца вон!
Злой, но правильный закон.
А когда б не он, не он,
Уж давно бы сердце вон.

ВСЁ ОБОЙДЁТСЯ В ЛУЧШЕМ ВИДЕ

Всё обойдётся в лучшем виде.
Не спорь. Дыши. Прими урок.
Выходит срок любой обиде,
И жизнь - длинней, чем этот срок.

Пообомнётся, поостынет
И вдоль пойдёт - не поперёк...
А там беде или гордыне,
Чему-нибудь, да выйдет срок.

И отодвинется. Отыдет.
Отбередит. И, тратясь впрок,
Не снизойдёт к былой обиде
Душа... Но дай ей, дай ей срок!

СОНЕТ

Я еду не к тебе. Так много время смыло!
Я еду не к тебе. Ты в мой расчёт не взят.
Я еду в тишину. Протяжно и уныло.
Стучат колёса, двигаясь назад.

Я еду во вчера. Обратно. Наугад.
Туда, где ничего ничто не изменило,
Где мы уже не властны всё подряд
Ломать своей сегодняшнею силой.

Я еду не к тебе. Когда всё это было?...
Ты можешь тихо спать, как праведники спят.
Я еду в осень. В ту, что окропила
Меня огнями с головы до пят.

Я еду к той земле, что так меня томила,
Где всё, кроме тебя, из-за тебя мне мило.

ЖИВ - ЗДОРОВ

Жив-здоров. Не глядишь на другую.
Вот и всё. Остальное стерплю.
Не грустишь? Но и я не тоскую.
Разлюбил? Но и я не люблю.
Просто мне, чтоб по белому свету
Подыматься дорогой крутой,
Нужно верить, что дышишь ты где-то,
Жив-здоров... И не любишь другой.

ЧТО БЫЛО, ТО БЫЛО...

Что было, то было...
А было?
Было.
Наверняка.
Солнцем глаза слепило,
Ветром наотмашь било,
Сыпало вслед снега...
А я всё равно любила.
Что было, то было...
Забыла.
Окончательно. На века.

17

Людмила Татьяничева

ГОРДЫЕ

Гордым — легче.
Гордые —не плачут.
Ни от ран,
Ни от душевной боли.
На чужих дорогах не маячат.
О любви, как нищие, не молят.
Широко раскрылены их плечи,
Не гнетет их зависти короста...
Это правда —
Гордым в жизни легче,
Только гордым сделаться
Непросто.

ЛЮБОВЬ

Любовь - это тайна и чудо,
И нам не узнать никогда,
Придёт ли, когда и откуда,
А если уйдёт, то куда...

Дороги не сыщет обратно,
Лишь будет манить издали...
На солнце отчётливы пятна -
Ожоги ушедшей любви...

ЛЮБОВЬ НУЖДАЕТСЯ В ЗАЩИТЕ

Как песня, как стихотворенье,
Как символ радости земной,
Весной, в минуту озаренья,
Возник нежданно образ твой.

Апрель восторженно и шало
Звонил во все колокола,
Тебя я в мыслях возвышала
И воспевала, как могла.

Но в стуже зим, в угластом быте
Твой образ потускнел во мне...
Любовь нуждается в защите,
Как всё живое на земле.

НЕ НАДО ОДИНОЧЕСТВА БОЯТЬСЯ

Едва разлука выстелет снега,
К нам входит одиночество без стука.
В нём часто видят хитрого врага,
А я нежданно обрела в нём друга.

Не надо одиночества бояться,
Живущим в многолюдной быстрине,
Оно даёт нам с мыслями собраться
И с совестью побыть наедине.

ЧЁРНЫЙ ТОПОЛЬ

Не люблю, а забыть не могу.
Все зароки не в срок, да не впрок.
Чёрным тополем в белом снегу
Ты стоишь у развилки дорог.

Я хотела тот тополь срубить,
Да топор уронила под лёд.
Я бы рада тебя позабыть,
Да вот память забыть не даёт.

18

Юрий Визбор

ТЫ У МЕНЯ ОДНА

Ты у меня одна. Словно в ночи луна.
Словно в степи сосна. Словно в году весна.
Нету другой такой ни за какой рекой.
Нет за туманами, дальними странами.

В инее провода. В сумерках города.
Вот ведь взошла звезда, чтобы светить всегда.
Чтобы будить в метель. Чтобы стелить постель.
Чтобы качать всю ночь у колыбели дочь.

Вот поворот какой делается с рекой.
Можешь отнять покой. Можешь махнуть рукой.
Можешь отдать долги. Можешь любить других.
Можешь совсем уйти, только свети, свети.

1964 год

ЛИРИЧЕСКАЯ-ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ

А была она солнышка краше,
Каждым утром по-царски легко
Выпивала стакан простокваши,
Отвергала пятьсот женихов.

Бились ядра о чёрные скалы,
Гренадеры топтали жнивьё,
Три великих страны воевало
За прекрасные губы её,
Три великих страны воевало
За прекрасные губы её.

Пусть профессоры тут не скрывают,
Про ужасное наше житьё,
Ведь шестая война мировая
Получилася из-за неё.

По ракетам и антиракетам
Анти-антиракеты неслись,
В синих бликах землянского света
На луне пять дивизий дрались.

После этой ужасной баталии
Женихам изменился подсчёт,
Кто хотел бы за нежную талию...,
И касался наследства насчёт.

На остатках огромных пожарищ
Питекантроп готовил копьё.
Семь племён кровожадных сражались
За прекрасные губы её.

1964 год

А ЗИМА БУДЕТ БОЛЬШАЯ...

А зима будет большая…
Вот, гляди-ка, за рекой
Осень тихо умирает,
Машет жёлтою рукой.
Плачут мокрые осины,
Плачет дедушка Арбат,
Плачет синяя Россия,
Превратившись в листопад.
И, сугробы сокрушая,
Солнце брызнет по весне…
А зима будет большая —
Только сумерки да снег.

1967 год

СРЕТЕНСКИЙ ДВОР

А в тени снег лежит, как гора,
Будто снег тот к весне непричастен.
Ходит дворник и мерзлый февраль
Колет ломом на мелкие части.

Во дворах-то не видно земли,
Лужи - морем, асфальт - перешейком.
И плывут в тех морях корабли
С парусами в косую линейку.

Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!
Вспоминаю сквозь памяти дюны:
Вот стоит, подпирая забор,
На войну опоздавшая юность.

Вот тельняшка--от стирки бела,
Вот сапог - он гармонью, надраен, -
Вот такая в те годы была
Униформа московских окраин.

Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов
И неслись по дворам проходным
По короткому крику: "атанда!".

Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых,
Где, как рыбы, всплывали со дна
Серебристые аэростаты.

Видел я суету и простор,
Речь чужих побережий я слышал.
Я вплываю в свой сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел.

Но пусты мои трюмы, в пыли,
Лишь надежды--и тех на копейку...
Ах, вернуть бы мне те корабли
С парусами в косую линейку!

1970 год

ОСЕННИЕ ДОЖДИ

Видно, нечего нам больше скрывать,
Всё нам вспомнится на Страшном суде.
Эта ночь легла, как тот перевал,
За которым — исполненье надежд.
Видно, прожитое — прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Видишь, падают дожди октября,
Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Мы затопим в доме печь, в доме печь,
Мы гитару позовём со стены,
Всё, что было, мы не будем беречь,
Ведь за нами все мосты сожжены,
Все мосты, все перекрёстки дорог,
Все прошёптанные клятвы в ночи.
Каждый предал всё, что мог, всё, что мог, —
Мы немножечко о том помолчим.

И слуга войдёт с оплывшей свечой,
Стукнет ставня на ветру, на ветру.
О, как я тебя люблю горячо —
Это годы не сотрут, не сотрут.
Всех друзей мы позовём, позовём,
Мы набьём картошкой старый рюкзак.
Спросят люди: «Что за шум, что за гром?»
Мы ответим: «Просто так, просто так!».

Просто нечего нам больше скрывать,
Всё нам вспомнится на Страшном суде.
Эта ночь легла, как тот перевал,
За которым — исполненье надежд.
Видно, прожитое — прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Видишь, падают дожди октября,
Видишь, старый дом стоит средь лесов.

1970 год

МИЛАЯ МОЯ (солнышко Лесное)

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра.
Вот и окончено всё, расставаться пора.

Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною?
Крылья сложили палатки - их кончен полёт,
Крылья расправил искатель разлук - самолёт.
И потихонечку пятится трап от крыла...
Вот уж, действительно, пропасть меж нами легла.

Не утешайте меня - мне слова не нужны.
Мне б разыскать тот ручей у янтарной сосны.
Вдруг сквозь туман там краснеет кусочек огня,
Вдруг у огня ожидают, представьте, меня.

1973 год

Мне твердят, что скоро ты любовь найдёшь

Мне твердят, что скоро ты любовь найдёшь
И узнаешь с первого же взгляда.
Мне бы только знать, что где-то ты живёшь,
И клянусь, мне большего не надо.

Снова в синем небе журавли трубят.
Я брожу по краскам листопада.
Мне б хотя бы мельком повидать тебя,
И, клянусь, мне большего не надо.

Дай мне руку, слово для меня скажи,
Ты моя тревога и награда.
Мне б хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь,
И, клянусь, мне большего не надо.

1973 год

КАКИЕ СЛОВА У ДОЖДЯ?

Какие слова у дождя? - Никаких...
Он тихо на старую землю ложится,
И вот на земле уж ничто не пылится,
Ничто не болит и не давят долги.

Какие слова у меня? - Тишина...
Немая луна всю пустыню заполнит,
И так сторожит эту белую полночь,
Что только тобой эта полночь полна.

Какие слова у тебя? - Красота...
Ты белое платье по миру проносишь,
И запахи ливней в ладонях приносишь,
И льёт на пустыни мои доброта.

Какие слова у дорог? - Торжество...
Мы мчимся по ливням, любовь постигая,
И редкие звёзды сквозь тучи мигают,
И капли дрожат на стекле ветровом.

Какие слова у дождя? - Никаких...
Он тихо на старую землю ложится,
И вот на земле уж ничто не пылится,
Ничто не болит и не давят долги.

20 сентября 1974 года

А БУДЕТ ЭТО ТАК

А будет это так: заплачет ночь дискантом,
И ржавый ломкий лист зацепит за луну,
И белый-белый снег падёт с небес десантом,
Чтоб чёрным городам придать голубизну.

И тучи набегут, созвездьями гонимы,
Поднимем воротник, как парус декабря,
И старый-старый пёс с глазами пилигрима
Закинет морду вверх при жёлтых фонарях.

Друзья мои, друзья, начать бы всё сначала,
На влажных берегах разбить свои шатры.
Валяться б на досках нагретого причала
И видеть, как дымят далёкие костры.

Ещё придёт зима в созвездии удачи,
И лёгкая лыжня помчится от дверей,
И, может быть, тогда удастся нам иначе,
Иначе, чем теперь, прожить остаток дней.

И будет это так - заплачет ночь дискантом,
И ржавый ломкий лист зацепит за луну,
И белый-белый снег падёт с небес десантом,
Чтоб чёрным городам придать голубизну.

21 ноября 1975 года

ЧТО СКАЖУ Я ТЕБЕ...
                 
Что скажу я тебе - ты не слушай,
Я ведь так, несерьёзно скажу.
Просто я свою бедную душу
На ладони твои положу.

Сдвинем чаши, забудем итоги.
Что-то всё-таки было не зря,
Коль стою я у края дороги,
Растеряв все свои козыря.

Ах, зачем там в ночи запрягают
Непригодных к погоне коней?
Это ж годы мои убегают
Стаей птиц по багряной луне.

Всю неделю стучали морозы
По окошку рукой костяной,
И копили печали берёзы,
Чтобы вдоволь поплакать весной.

Ни стихам не поверив, ни прозе,
Мы молчим, ничего не сказав,
Вот на этом жестоком морозе
Доверяя лишь только глазам.

1979 год

ЛЮБОВЬ

Поведаю вам таинство одно:
Уж сколько раз на свете исчезали
Империи, религии, регальи,
И уходили города на дно.

Но сквозь пожары, бедствия и кровь,
Одну и ту ж свершая пантомиму,
И для времён совсем неуязвима,
Шла девочка по имени Любовь.

Идёт Любовь. Звучат её шаги,
Как эхо долгожданного свиданья.
Её шаги волнуют мирозданье,
И между звёзд расходятся круги.

Пред ней равны рабы и господа,
Ей нипочём яд лести или злости,
Когда она хоть раз заходит в гости —
В наш дом приходит счастье навсегда.

18 февраля 1980 года

СТРУНА И КИСТЬ

А в юности куда нас не несло!
В какие мы не забредали воды!
Но время громких свадеб истекло,
Сменившись гордым временем разводов.

Припев:
Струна, и кисть, и вечное перо -
Нам вечные на этом свете братья!
Из всех ремёсел воспоём добро,
Из всех ремёсел воспоём добро,
Из всех объятий - детские объятья.

С годами развелись мы насовсем
С тем, что казалось тенью золотою,
А оказалось, в сущности, ничем -
Участием во всём и суетою.

Но нас сопровождают, как пажи,
Река, и лес, и лист, под ноги павший,
Прощающие нам всю нашу жизнь
С терпеньем близких родственников наших.

Припев.

И странно, но нисходит благодать
От грустного времён передвиженья,
Когда уж легче песню написать,
Чем описать процесс стихосложенья.

Мы делали работу как могли,
Чего бы там про нас ни говорили,
Мы даже отрывались от земли
И в этом совершенство находили.

Припев

Струна, и кисть, и вечное перо...

1981 год

19

Елена Злобина ( ранее Назаренко)

КОРОЛЕВА БАЛА

Рвёт метель сентября золотые нити,
И они улетают в холодный вечер,
Так звените же, струны гитар, звените,
Так зажгите, зажгите повсюду свечи.

Бальный зал и могила - мне всё едино,
Всё едино, раз к прошлому нет возврата.
Я любила, вы слышите, я любила.
Я люблю - чаша памяти мне расплата.

Скрипки плачут, я, кажется, плачу тоже,
Это ты... За стеной листопада вьюга.
Это сон, это сказка, так быть не может -
Мы нашли в сером сумраке лжи друг друга.

Я устала от взглядов бессонно-мутных.
Что с того, что зовут Королевой бала?
Что с того, что щадили года и смуты?
Я устала, о Господи, как устала...

Рвёт метель сентября золотые нити,
Рвёт сомненья, созвездья и наши души,
Так горите же, свечи, дотла горите,
Чтобы правильность линий теней нарушить!

ДЕВОЧКА МЕЧТАЕТ О КОРОНЕ

Девочка мечнает о короне,
О старинном золотом венце...
Так прозрачны все мечты о троне
На её забывшемся лице.

Позабыты книги и наряды.
Ты решила - вот он, к славе путь,
Ты уже не сдерживаешь взгляды,
И назад не хочешь повернуть.

Только плата вовсе не формальность.
Власть прилипла к пальцам бурым льдом -
Грязь и кровь - а мрачная реальность
Не сошлась с фантазией ни в чём.

Злобной, неживой усмешки мерзость.
Кто подлил в твою улыбку яд?
Серой птицей обернулась дерзость,
И не сосчитать твоих утрат.

Ни любви, ни счастья, ни покоя
И себя, и всё кругом губя...
Плачешь? Перестань рыдать рекою!
Я же рассказал не про тебя...

Отшвырнула древнюю корону,
Увидав на троне чью-то тень.
Что же, память больше я не трону.
Только ты запомни этот день.

ХОЛОДНЫЕ СЛЁЗЫ...

Холодные слёзы терзают ресницы.
Взмахнув обгоревшим, разбитым крылом,
Мы бьёмся о лед - опалённые птицы,
Забыв, что лёд сердца не тает с теплом.

Спокойные взгляды, спокойные речи,
Улыбка, молчанье, движенье руки...
Спроси, и тебе на вопрос я отвечу,
Зачем наши души так полны тоски...

Зачем наши щёки так огненно-сухи,
Зачем наши песни рыдают навзрыд,
Как днём оскорбляют расхожие слухи,
Как ночью терзают сомненья и стыд.

Не время, не место - мечи ищут славы,
А мы только стаи испуганных птиц.
И всё-таки, всё-таки, знаешь - мы правы!
Оставшись на хрупких обломках страниц...

СВЕТ ОТРАЗИТСЯ В ЗЕРКАЛАХ

Свет отразится в зеркалах,
И в пыльных залах дрогнет эхо,
А мне почудится впотьмах
Далёкий зов чужого смеха...

И полыхнёт в кромешной тьме
Вдруг память ясною страницей,
И снова зов поёт во мне -
Не победить, не покориться...

И снова зов поёт во мне,
И до разлук ему нет дела,
Напоминая о весне...
Я не забыла, не сумела.

Ты далеко, и ни к чему
Ни зеркала, ни лучик света.
Я ожиданием живу,
Свеча сгорает до рассвета.

Свеча сгорает без следа,
Сгорю и я без сожаленья,
Ведь одиночества года
Короче, чем с тобой мгновенья.

И отступает горький страх,
Ведь всё что было, всё, что будет,
Всего лишь привкус на губах,
Всего лишь строчка в Книге Судеб...

* * *

Я жила без богов, я шутила с грозой,
Я играла с огнём и водой ледяной,
Я спала на земле, я не знала узды,
И презреньем встречала ожоги беды.

Королева должна вечно помнить про честь,
А иначе издёвки холодная месть,
Но молчали о том трубы и соловьи,
Как склонила к земле я колени свои.

Я жила без богов, я живу и сейчас,
Только вот он - нежданный, невиданный час.
То что было, не скоро воротится вновь.
Я стою на коленях - сильнее любовь.

* * *

Я поняла, пожалуй, поздно -
Любовь - жестокая игра.
Она сегодня несерьёзна,
И стоит вечности вчера.
В ней бродит всё, помимо смысла,
Как бродит хмель в шальном вине.
И тяжесть на душе повисла,
Как туча в солнечном окне.
Ломают скрипки менуэты
В полугорячечном бреду,
И кружатся вокруг советы,
Сонеты треплют ерунду...

20

Елена Злобина (ранее Назаренко)

* * *

Я занавешу окно самым старым плащом,
Чтоб не мешало ничто нам остаться вдвоём,
День или ночь - всё равно - пусть они подождут!
Пусть отодвинется прочь вечный шорох минут.

Как хорошо, что пришёл ты и спорил с дождём,
Как хорошо, что прочёл ты во взгляде моём -
Холод дороги, идущей за нами во мгле...
Как это странно, что мысли твои обо мне.

Правду и боль нам пришлось звать фантазией сна,
В светлых разливах волос не видна седина.
Холод дороги не пустит в дом старенький плащ...
Снова вдвоём, и не надо, дружище, не плачь.

МОЙ СЕРЫЙ ЦВЕТ

Был чёрный цвет, был белый цвет
И вот явился серый -
Цвет мудрецов и чудаков,
Бродяг и облаков.
Кинжалом в спину - свет в ночи,
Ломались лунные лучи,
А некто подбирал ключи
К подвалам наших снов.

Слова меняли суть и цвет.
Пойми, что мне прощенья нет,
Ведь он смешал мой серый цвет
С холодной пустотой.
Мне не забыть, как плакал друг,
И боли онемевших рук,
И предрассветных адских мук
За серую чертой.

Я не жалею ни о чём,
Не я, а он был палачом,
А серый цвет мой ни при чём
Он цвет плащей и глаз.

* * *

Когда в мире рождается зло,
В небе гаснет одна звезда,
Нам, наверное повезло...
Звёзд с избытком хватало всегда.

И текли ручейки веков,
Обходя, как пороги, нас,
Не беля сединой висков,
Не касаясь тоскою глаз.

Но когда в мире рождается зло,
Слишком много смертей вокруг.
Наше время дугой свело,
И судьба замыкала круг.

Войн, сражений и битв хоровод,
Звездопады лились дождём.
Тот кто чей-то разрушил дом,
Пусть приюта в ночи не ждёт...

21

Павел Васильев

Какой ты стала позабытой, строгой...

Какой ты стала позабытой, строгой
И позабывшей обо мне навек.
Не смейся же! И рук моих не трогай!
Не шли мне взглядов длинных из-под век.
Не шли вестей! Неужто ты иная?
Я знаю всю, я проклял всю тебя.
Далекая, проклятая, родная,
Люби меня хотя бы не любя!

1932 год

Любимой

                                     Елене
Слава богу,
Я пока собственность имею:
Квартиру, ботинки,
Горсть табака.
Я пока владею
Рукою твоею,
Любовью твоей
Владею пока.
И пускай попробует
Покуситься
На тебя
Мой недруг, друг
Иль сосед, —
Легче ему выкрасть
Волчат у волчицы,
Чем тебя у меня,
Мой свет, мой свет!
Ты — моё имущество,
Моё поместье,
Здесь я рассадил
Свои тополя.
Крепче всех затворов
И жестче жести
Кровью обозначено:
«Она — моя».
Жизнь моя виною,
Сердце виною,
В нём пока ведется
Всё, как раньше велось,
И пускай попробуют
Идти войною
На светлую тень
Твоих волос!
Я ещё нигде
Никому не говорил,
Что расстаюсь
С проклятым правом
Пить одному
Из последних сил
Губ твоих
Беспамятство
И отраву.

Спи, я рядом,
Собственная, живая,
Даже во сне мне
Не прекословь:
Собственности крылом
Тебя прикрывая,
Я оберегаю нашу любовь.
А завтра,
Когда рассвет в награду
Даст огня
И ещё огня,
Мы встанем,
Скованные, грешные,
Рядом —
И пусть он сожжёт
Тебя
И сожжёт меня.

1932 год

Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала...

Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала,
Дай мне руку, а я поцелую её.
Ой, да как бы из рук дорогих не упало
Домотканое счастье твоё!

Я тебя забывал столько раз, дорогая,
Забывал на минуту, на лето, на век, —
Задыхаясь, ко мне приходила другая,
И с волос её падали гребни и снег.

В это время в дому, что соседям на зависть,
На лебяжьих, на брачных перинах тепла,
Неподвижно в зелёную темень уставясь,
Ты, наверно, меня понапрасну ждала.

И когда я душил её руки, как шеи
Двух больших лебедей, ты шептала: «А я?»
Может быть, потому я и хмурился злее
С каждым разом, что слышал, как билась твоя

Одинокая кровь под сорочкой нагретой,
Как молчала обида в глазах у тебя.
Ничего, дорогая! Я баловал с этой,
Ни на каплю, нисколько её не любя.

1932 год

У тебя ль глазищи сини...

У тебя ль глазищи сини,
Шитый пояс и серьга,
Для тебя ль, лесной княгини,
Даже жизнь не дорога?
У тебя ли под окошком
Морок синь и розов снег,
У тебя ли по дорожкам
Горевым искать ночлег?
Но ветра не постояльцы,
Ночь глядит в окно к тебе,
И в четыре свищет пальца
Лысый чёрт в печной трубе.
И не здесь ли, без обмана,
При огне, в тиши, в глуши,
Спиртоносы-гулеваны
Делят ночью барыши?
Меньше, чем на нитке бусин,
По любви пролито слёз.
Пей из чашки мёд Марусин,
Коль башку от пуль унёс.
Пей, табашный, хмель из чарок —
Не товар, а есть цена.
Принеси ты ей в подарок
Башмачки из Харбина.
Принеси, когда таков ты,
Шёлк, что снился ей во сне,
Чтоб она носила кофты
Синевой под цвет весне.
Рупь так рупь, чтоб падал звонок
И крутился в честь так в честь,
Берегись её, совёнок,
У неё волчата есть!
У неё в малине губы,
А глаза темны, темны,
Тяжелы собачьи шубы,
Вместе серег две луны.
Не к тебе ль, моя награда,
Горюны, ни дать ни взять,
Парни из погранотряда
Заезжают ночевать?
То ли правда, то ль прибаска —
Приезжают, напролёт
Целу ночь по дому пляска
На кривых ногах идёт.
Как тебя такой прославишь?
Виноваты мы кругом:
Одного себе оставишь
И забудешь о другом.
До пяты распустишь косы
И вперишь глаза во тьму,
И далёкие покосы
Вдруг припомнятся ему.
И когда к губам губами
Ты прильнёшь, смеясь, губя,
Он любыми именами
Назовёт в ответ тебя.

1932 год

22

Татьяна Колесова

***

Годы быстро летят сплошной чередой.
Я сегодня с другим, ты, как прежде, с женой.
А память без спроса уносит опять
Меня в летние росы, было нам – 25.

Мы любили тогда без оглядки, без меры,
А иначе, иначе не стоит любить.
Было столько тепла, света, нежности, веры,
Что тебя не могу, не хочу я забыть.

Я любила тогда, и тобою любима
Я купалась в море бездонном любви.
Я любила тонуть в этом море, мой милый,
Сколько нежности, ласки открыл мне в нём ты!

Ты - с другой, я - с другим. Знаешь это не страшно.
Доживём с ними мы нам отпущенный век.
Важно то, что был миг, когда ты однажды
Вдруг вошёл в мое сердце и остался навек.

* * *

Я вновь тебе сказала: “ Нет!”
И взгляд хотела отвести.
Ты посмотрел в глаза в ответ
И прочитал в них: “ Помоги…

Спаси меня от страшных снов,
От одиночества спаси…
Дай снова мне познать любовь.
И нежность снова подари”.

* * *

Как ты меня никто не целовал…
И чуду этому не повториться.
Разлуки час уже настал.
А сердце будет приглушённо биться,

Словно в тисках. На сердце – маята…
Не скоро обретёт душа покой…
Вновь впереди зияет пустота –
Как жаль, ты больше не со мной.

* * *

Бог отмерил всем своей рукою
Меру радости, тревоги и покоя.
Меру счастья, горя и любви.
Меру вдохновенья и тоски.

Меру искушения и боли.
Меру подчинения и воли.
Меру наслаждений и потерь.
Меру безысходности и вер.

Меру восхищенья и презренья.
Меру восхожденья и паденья.
Меру новых встреч и расставаний.
Меру отреченья и признаний.

Только жизнь сложилась несуразно…
Оттого, что меры были разными.

* * *

Я всё себя пыталась убедить
В том, что тебя смогу я позабыть.
В том, что тебя не буду вспоминать.
И рядом проходя – не замечать.

Наивны были все мои мечты…
Прошли года, а в сердце – только ты.
Вновь по тебе схожу с ума.
Ты - рок мой, ты – моя судьба.

* * *

Злые ночи мои не проходят.
Только ты не меня зовёшь.
Ночи ты без меня проводишь.
Ты, вообще, без меня живёшь.

Ну, а я?! Боже мой! Как глупо…
Почему же опять и опять
О тебе продолжаю думать,
И тебя продолжаю ждать.

Но напрасны все ожиданья.
Сколько б не было лет впереди,
Не вернуть нам прошлых свиданий.
Никогда мне к тебе не прийти.

* * *

Сколько лет уже позади,
Ну, а ты – как заноза в груди.
И не вынуть её, не забыть.
Не могу я тебя разлюбить.

Я пыталась уже не раз,
Окунуться в блеск других глаз.
И к другому плечу вновь прижаться.
Всё то было иллюзией счастья.

23

Татьяна Колесова

* * *

Нет, не везло мне в жизни на мужчин.
Наивно полагать, что ты один.
И у тебя, возможно, есть другая.
Но ведь она – не я, и не такая.

Возможно, что она меня моложе.
Но у неё нет шёлка моей кожи.
И должен ты себе признаться,
Мои глаза тебе ночами снятся.

* * *

Тебе не буду докучать любовью.
Тем более молить о ней не стану.
Я мысленно приникну к изголовью,
Унять боль нанесённой тебе раны.

И в мыслях я прильну к твоим губам,
Чтобы уменьшить боль разлуки.
И никому я не отдам,
Тобой подаренные муки.

* * *

Мы расстались. Ну и пусть.
Да, была на сердце грусть.
И тоскливо очень было –
Потому, что я любила.

Ты не хочешь – и не надо.
Мне любовь была наградой.
И израненное сердце
Вновь в любви смогло согреться.

Как глаза мои горели!
Пусть какие-то недели,
Но душа моя парила,
Оттого, что я любила.

* * *

Расстались… А в сердце надежда
На новую скорую встречу.
И вновь я мечтаю, как прежде,
Когда наступает вечер.

И вновь о тебе вспоминаю,
Губы твои и руки.
И верю, что я оттаю,
Назло всем сетям разлуки.

* * *

Я буду ждать. И обо мне ты вспомнишь.
И обо всём забыв, ко мне придёшь…
И вот тогда наступит наша полночь.
От мира нас укроет вешний дождь.

Я буду ждать. Мы вновь с тобою будем.
Всем жизненным невзгодам вопреки.
Ведь мы с тобой друг друга всё же любим.
Хотя пока ещё и далеки.

* * *

Когда расстались: думала - погибну
И без тебя жить дальше не смогу…
Но время шло…И вот уже привыкла.
И без тебя по жизни я иду.

Утихла боль от нанесённой раны
От голоса уже не трепещу…
Хоть это может показаться странным,
Но встреч с тобой я больше не ищу.

* * *

Я сходила с ума от тоски.
Я страдала от боли разлуки.
Эта боль так давила виски –
Опускались бессильно руки.

А разум шептал: “Не дури!
Он не стоит твоей любви.
А тем более твоих слёз.
Он не принял тебя всерьёз”.

* * *

Твой поцелуй таким был нежным,
К твоим губам прильнуть хотела вновь.
И зарождались дерзкие надежды.
И в сердце поселилась вновь любовь.

Но тем надеждам не случилось сбыться –
Мороз разлуки сжёг их на корню…
Скажи, зачем ты продолжаешь сниться?
Скажи, за что я так тебя люблю?

24

Николай Асеев

Летят недели кувырком…

Летят недели кувырком,
  и дни порожняком.
Встречаемся по сумеркам
  украдкой да тайком.
Встречаемся – не ссоримся,
  расстанемся – не ждём
по дальним нашим горницам,
  под сереньким дождём.
Не видимся по месяцам:
  ни дружбы, ни родни.
Столетия поместятся
  в пустые эти дни.
А встретимся – всё сызнова:
  с чего опять начать?
Скорее, дождик, сбрызгивай
  пустых ночей печаль.
Всё тихонько да простенько:
  влеченье двух полов
да разговоры родственников,
  высмеивающих зло.
Как звери когти стачивают
  о сучьев пустяки, –
последних сил остачею
  скребу тебе стихи.
В пустой денёк холодненький,
  заежившись свежо,
ты, может, скажешь: «Родненький», –
  оставшись мне чужой.
И это странно весело
  и страшно хорошо –
касаться только песнею
  твоих плечей и щёк.
И ты мне сердце выстели
  одним словцом простым,
чтоб билось только издали
  на складках злых простынь;
чтоб день, как в винограднике,
  был полон и тяжёл;
чтоб ты была мне навеки
  далёкой и чужой!

1928 год

Слушай, Анни, твоё дыханье...

Слушай, Анни,
твоё дыханье,
трепет рук,
и изгибы губ,
и волос твоих
колыханье
я, как давний сон,
берегу.
Эти лица,
и те,
и те,-
им
хоть сто,
хоть тысячу лет скости,-
не сравнять с твоим
в простоте,
в прямоте
и в суровой детскости.
Можно
астрой в глазах пестреться,
можно
ветром в росе свистеть,
но в каких
человеческих средствах
быть собой
всегда и везде?!
Ты проходишь
горя и беды,
как проходит игла
сквозь ткань...
Как выдерживаешь
ты это?
Как слеза у тебя
редка?!
Не в любовном
пылу и тряске
я приметил
крепость твою.
Я узнал,
что ни пыль,
ни дрязги
к этой коже
не пристают.
И когда
я ломлю твои руки
и клоню
твоей воли стан,
ты кричишь,
как кричат во вьюге
лебедя,
от стаи отстав...

1928 год

Глаза насмешливые сужая...

Глаза насмешливые
                 сужая,
сидишь и смотришь,
                  совсем чужая,
совсем чужая,
             совсем другая,
мне не родная,
              не дорогая;
с иною жизнью,
              с другой,
                       иною
судьбой
       и песней
              за спиною;
чужие фразы,
            чужие взоры,
чужие дни
          и разговоры;
чужие губы,
           чужие плечи
сроднить и сблизить
                   нельзя и нечем;
чужие вспышки
              внезапной спеси,
чужие в сердце
               обрывки песен.
Сиди ж и слушай,
               глаза сужая,
совсем далёкая,
               совсем чужая,
совсем иная,
            совсем другая,
мне не родная,
              не дорогая.

1928 год

Простые строки

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя - сушь,
Мне и в жару без тебя - стыть.
Мне без тебя и Москва - глушь.

Мне без тебя каждый час - с год,
Если бы время мельчить, дробя;
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать -
Слабость друзей, силу врагов;
Я ничего не хочу ждать,
Кроме твоих драгоценных шагов.

1960 год

25

Татьяна Бек

Утро вечера мудренее...

Сборник "Скворешники"

Утро вечера мудренее.
Мудренее... Смешное слово.
Но прошу вас, скажите снова:
"Утро вечера мудреней".

Все печали мои мудрёные,
Все задачи мои нерешённые,
Всё, что плачет во мне и дрожит,
Успокоит ночная дрёма,
Солнце мудрое разрешит.

Я улягусь, глаза закрою.
Я лицо в одеяло зарою
(Утро вечера мудреней).

Я улягусь - и всё уляжется.
Завтра мудрость в дверях покажется.
Я во всём разберусь при ней.
Утро вечера мудреней.

1965 год

Я из этого шумного дома...

Сборник "Скворешники"

Я из этого шумного дома,
Где весь день голоса не смолкают,
Где отчаянных глаз не смыкают
И смеются усталые люди,
И не могут друг друга понять,
Я на лыжах, на лыжах, на лыжах,
На растресканных, старых и рыжих,
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной, апрельской лыжне.

Дует ветер, как мальчик, грубый.
Крепко-крепко сжимаю губы,
Я быстрее ещё могу!
По-разбойничьи свищут лыжи,
Мальчик-ветер лицо мне лижет,
А лицо моё - в талом снегу.

До чего же тут всё по-другому,
Тут сама я честнее и проще,
Тут взрослее я и сложней.
Мне как фильтры - белые рощи!
...Я из этого шумного дома
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной апрельской лыжне.

1965 год

Менялся нрав, ломался голос...

Сборник "Скворешники"

Менялся нрав, ломался голос.
Не помню лета - помню стужу.
Какой-то стыд, какой-то тормоз
Мешал мне вырваться наружу.

Мой внешний мир
с одной читальней,
Троллейбусом и телефоном
Завидовал дороге дальней,
Лесам глухим, морям бездонным!

Не знала я, что суть не в этом,
Что дух,
невысказанный, пленный,
И был бескрайним белым светом,
Огромной маленькой вселенной.

1974 год

А мне не пишется, не пишется...

А мне не пишется, не пишется,
Как ни стараться, как ни пыжиться,
Как пот со лба ни утирать...
Орехов нет в моём орешнике,
Весь день молчат мои скворешники,
Белым-бела моя тетрадь.

И я боюсь, и мне не верится,
Что больше слово не засветится,
Не разгорится на губах.
...Вот я очищу стол от мусора,
И наконец-то грянет музыкой
Мой долгий страх - молчанья страх,

И станет скользко, как в распутицу,
И немота моя расступится,
И - всё напропалую трать!..
Зачем орехов нет в орешнике,
Зачем молчат мои скворешники,
Зачем белым-бела тетрадь?

1974 год

Молодую дурь отбрось...

Сборник "Снегирь"

- Молодую дурь отбрось!
Главное уже сбылось,
Остальные дни - довески.

Спотыкаясь и пыля,
Буду уходить в поля,
Просеки и перелески, -
Хоть незвано,
хоть бочком...

Чтобы там упасть ничком
В заросли травы колючей.

Молодая спесь и дурь!
Поскорей отбалагурь
И, пожалуйста, не мучай:
Если доживу, то здесь -
Над зелёной сонной кручей,
Где стареют незабудки...

Или нет!
Покуролесь,
О родная дурь и спесь,
Две - ну, полторы - минутки!

1980 год

Моя дорогая, моя золотая столица!..

       Сборник "Замысел"

     -- Моя дорогая, моя золотая столица! --
     ...Ещё на Арбате живут "престарелые лица".

     Такого полёта живут старики и старухи --
     Их думы и хлопоты, нет, не о супе -- о духе!

     Люблю их вечерние речи о высях и безднах,
     Их были и басенки о временах затрапезных
:

     Их било и гнуло -- они, распрямляясь, мужали.
     И лишь на закате оделись в жилетки и шали...

     Как молодо держат газету негибкие пальцы!
     ...Мои погорельцы, скитальцы, но нет -- не страдальцы!

1987 год

Брошенный мною, далекий, родной...

Сборник "Смешанный лес"

Брошенный мною, далекий, родной, -
Где ты? В какой пропадаешь пивной?

Вечером, под разговор о любви,
Кто тебе штопает локти твои

И расцветает от этих щедрот?..
Кто тебя мучает, нежит и ждёт?

...По желудёвой чужбине брожу
И от тоски, как собака, дрожу -

Бросила. Бросила! Бросила петь,
И лепетать, и прощать, и терпеть.

Кто тебе - дочка, и мать и судья?
Страшно подумать, но больше - не я.

1993 год

26

Леонид Ольгин

ТЫ ПОПРОБУЙ

Ты попробуй и
зависни-ка
В небе
в творческом горении-
Вмиг прицелятся
завистники
И прервут
твоё
парение.

За углами -
злые шёпоты,
Пересудов
словоблудие,
Отголоски
злого
хохота-
Сплетен
горькая прелюдия.

Ты
попробуй не понравиться,
Где посредственность
куражится,
А потом-
с молвою справиться,
Если
даже
и отважишься.

Что явился ты
не планово-
Не доходит
до сознания,
И пытаешься
ты
заново,
Что-то
мямлить
в оправдание:

« Я летал…
Вы что,
не верите?»
И себя потом
до гроба ешь.
Закрываешь тихо
двери те,
И летать
уже не пробуешь.

НЕ ГОВОРИ

Не говори мне ни о чём.
Давно судьба моя устала.
Ведь было сказано немало
тех слов, что были ни при чём.

Не говори мне ни о чём...
Коль дуют ветры прямо в душу,
я равновесья не нарушу,
а поддержу своим плечом.

Не говори мне ни о чём...
Не поросло быльём, что было.
Что я забыл - ты не забыла
и светишь памяти лучом.

Не говори мне ни о чём.

ЗЕРКАЛА

«Боже мой! Я вопию днём,- а ты не внемлешь мне, ночью,- и нет мне успокоения»
Псалом Давида 21:3
«…ты вывел из ада душу мою, и оживил меня»
Псалом Давида 29:3

Искал я смысл бытия
под синим небом,
меня швыряли жизнь и смерть
то в быль, то в небыль.
В отсвете треснувших зеркал
искал ответа,
и рассыпалась боль моя
по белу свету.

То, что при свете не нашёл
в ночи искал я,
и взгляд преследовал меня
из Зазеркалья.
Душе в неверии
в тот миг полураспада,
недоставало сил терпеть
давленье взгляда.

Страдая,
прятались в углах
святые лики,
искрили трещины зеркал
разновеликих,
и рвались в душу,
как в пролом,
ночные тени,
и искушал, и завлекал
зловещий Гений.

Но вот пролился лунный Свет,
как из Начала,
Молитвой
Музыка Планет
с небес звучала,
И
очищенья не тая
от звёзд и света,
молилась,
грешная за всех,
душа Поэта!

СТЕНА

Я иду вдоль стены. Переход. Поворот.
За стеной тишина и прохлада.
Мне ладони нужны долгожданных ворот
Недоступного дивного сада.
И не видно конца этой длинной стены,
Только осыпь камней под ногами,
Только старых лишайников чуткие сны,
И ветров восходящие гаммы.
Там за этой высокой и длинной стеной
Запоздалое счастье томится,
Там деревья стоят красоты неземной,
Там живёт моя Синяя птица.
Выбиваюсь из сил. И устал от забот.
И душа утомлённо тоскует.
И тогда в замурованный узкий проход
Кулаками беззвучно стучу я.

27

Леонид Ольгин

ПРОСТИ МЕНЯ

От нас ушла любовь
запутанной тропою,
и в летнюю жару настали холода.
Как будто лето вдруг
ушло навек с тобою,
и белый свет померк, как будто навсегда.

Тоскливо стынет день
в тугой глуши заката,
уткнувшись в горизонт,
рыдает даль дождём.
А капель метроном, считает лишь утраты,
И в посвисте ветров - лишь песни ни о чём.

Как я тебя любил!
Взахлёб. Неукротимо.
Но чем сильнее страсть, тем больше нужно сил,
Чтоб удержать любви уход неотвратимый…
Прости же ты меня,
как я тебя простил!

ПАМЯТЬ

В сумбурном движенье событий и фактов,
Нетронутых чувств уголок сохраня,
Забытой мелодии несколько тактов
Случайно услышишь в сумятице дня.

И, словно споткнёшься в большом марафоне,
Вдруг силы оставят, дыхания – сбой,
А сердцу альтовый восторг саксофона
О чём-то напомнит неясной тоской.

И ты замираешь в немом изумленье,
Стоишь очарован, захвачен врасплох,
А память листает года в нетерпенье,
И душу тревожит, чтоб вспомнить ты смог.

И вдруг-раскалённая лава проспекта,
В горячих перилах горбатится мост,
Кудрявая тень на слепящем конспекте.
Коварный транзистор и танго подхлёст.

И первая боль безвозвратной утраты
В прощальном пожатье несмелой руки,
И сердце,что в стуке двойного стаккато
Сжимает мохнатая лапка тоски.

И вновь суета, сверхпрограммы, дисплеи,
Планёрки, заботы, броски на прорыв.
Но вспомнится что-то, глаза потеплеют.
И тихо мурлычешь знакомый мотив.

Меня эта сказка заставила улыбаться....
Может быть и Вам понравится???!!

Леонид Ольгин

ЛАСКОВАЯ СКАЗКА

Поругавшись в болоте с русалкой- женой,
И не мысля уже по-иному,
Утопиться однажды решил Водяной
И поплыл под корягу, где омут.
Зацветало болото, и всхлипывал газ,
И лягушки вступали затакта.
Стрекоза на былинку уселась как раз,
И уставилась как-то бестактно.
Был он грузен и стар. Мокрый мох в бороде.
Злой и мудрый - нечистая сила.
Много выдержал битв на земле и в воде,
Но судьба его всё же хранила.
На корягу залез. Оглянулся вокруг.
Волей страх придавил до отказа.
Вот собрался тонуть, но увидел он вдруг
Два огромных внимательных глаза.
Извиваясь, пытался тогда Водяной
Сохранить равновесие тщетно,
Рухнул вниз. И под ним головастик шальной
Жизнь закончил свою незаметно.
Рвался вверх Водяной, не щадя никого,
И себя теперь было не жалко.
Понял он: те глаза, что глядели в него-
Незнакомой, прекрасной Русалки.
Вопрошали глаза, но не ждали ответ,
Больше веря в дела, а не в слово,
Излучали дразнящий, таинственный свет
И манили к себе Водяного.
Мыли ноги в воде шептуны-камыши,
Ночь в болоте увязла, внимая.
Открывал Водяной лабиринты души,
И глядели глаза, понимая.
И остался у омута жить Водяной,
Непривычной охваченный новью:
Там почище вода. Да и воздух иной.
И глаза, что глядели с любовью.
Верещали лягушки не в лад и не в склад.
Сплетни в лес уносили синицы.
Только мой Водяной несказанно был рад,
Что пошёл он однажды топиться.

28

Булат Окуджава

*     *     *

Эта женщина! Увижу и немею.
Потому-то, понимаешь, не гляжу.
Ни кукушкам, ни ромашкам я не верю
и к цыганкам, понимаешь, не хожу.

Напророчат: не люби её такую,
набормочут: до рассвета заживёт,
наколдуют, нагадают, накукуют...
А она на нашей улице живёт!

1947 год

Голубой шарик

Девочка плачет: шарик улетел.
Её утешают, а шарик летит.

Девушка плачет: жениха всё нет.
Её утешают, а шарик летит.

Женщина плачет: муж ушёл к другой.
Её утешают, а шарик летит.

Плачет старушка: мало пожила...
А шарик вернулся, а он голубой.

1957 год

Арбатский дворик

…А годы проходят, как песни.
Иначе на мир я гляжу.
Во дворике этом мне тесно,
и я из него ухожу.

Ни почестей и ни богатства
для дальних доро́г не прошу,
но маленький дворик арбатский
с собой уношу, уношу.

В мешке вещевом и заплечном
лежит в уголке
               небольшой,
не слывший, как я, безупречным
тот двор с человечьей душой.

Сильнее я с ним и добрее.
Что нужно ещё?
              Ничего.
Я руки озябшие грею
о тёплые камни его.

1959 год

Опустите, пожалуйста, синие шторы...

Опустите, пожалуйста, синие шторы.
Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.
Вот стоят у постели моей кредиторы
молчаливые: Вера, Надежда, Любовь.

Раскошелиться б сыну недолгого века,
да пусты кошельки упадают с руки...
Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, -
остаются ещё у тебя должники!

И ещё я скажу и бессильно и нежно,
две руки виновато губами ловя:
- Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда, -
есть ещё на земле у тебя сыновья!

Протяну я Любови ладони пустые,
покаянный услышу я голос её:
- Не грусти, не печалуйся, память не стынет,
я себя раздарила во имя твоё.

Но какие бы руки тебя ни ласкали,
как бы пламень тебя ни сжигал неземной,
в троекратном размере болтливость людская
за тебя расплатилась... Ты чист предо мной!

Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,
перед самым рождением нового дня...
Три сестры, три жены, три судьи милосердных
открывают последний кредит для меня.

1959 год

Эта женщина такая...

Эта женщина такая:
ничего не говорит,
очень трудно привыкает,
очень долго не горит.

Постепенно, постепенно
поднимается, кружа
по ступеням, по ступеням
до чужого этажа.

До далёкого, чужого,
до заоблачных высот…
и, прищурясь, смотрят жёны,
как любить она идёт,

как идёт она – не шутит,
хоть моли, хоть не моли…
И уходят в норы судьи
коммунальные мои.

1959 год

Тьмою здесь всё занавешено...

Тьмою здесь всё занавешено
и тишина как на дне…
Ваше величество женщина,
да неужели — ко мне?

Тусклое здесь электричество,
с крыши сочится вода.
Женщина, ваше величество,
как вы решились сюда?

О, ваш приход — как пожарище.
Дымно, и трудно дышать…
Ну, заходите, пожалуйста.
Что ж на пороге стоять?

Кто вы такая? Откуда вы?
Ах, я смешной человек…
Просто вы дверь перепутали,
улицу, город и век.

1960 год

Вселенский опыт говорит...

           Борису Слуцкому

Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

1968 год

Зачем мы перешли на ты...
          (Из Агнешки Осецкой)

К чему нам быть на ты, к чему —
мы искушаем расстоянье.
Милее сердцу и уму
старинное: вы пан, я пани...

Какими прежде были мы!
Приятно, что ни говорите,
услышать из вечерней тьмы:
- Пожалуйста, не уходите!

Я муки адские терплю,
а нужно, в сущности, немного —
вдруг прошептать: — Я вас люблю,
мой друг, без вас мне одиноко.

Зачем мы перешли на ты...
За это нам и перепало
на грош любви и простоты, —
а что-то главное пропало...

1984 год

В нашей жизни, прекрасной, и странной...

В нашей жизни, прекрасной, и странной,
и короткой, как росчерк пера,
над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора.

Призадуматься и присмотреться,
поразмыслить, покуда живой,
что там кроется в сумерках сердца,
в самой чёрной его кладовой.

Пусть твердят, что дела твои плохи,
но пора научиться, пора,
не вымаливать жалкие крохи
милосердия, правды, добра.

И пред ликом суровой эпохи,
что по-своему тоже права,
не выжуливать жалкие крохи,
а творить,
засучив рукава.

1985 год

*      *      *

Не сольются никогда зимы долгие и лета:
у них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги – та и эта,
та натруживает ноги, эта душу бередит.

Эта женщина в окне в платье розового цвета
утверждает, что в разлуке невозможно жить без слёз,
потому что перед ней две дороги – та и эта,
та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьёз.

Хоть разбейся, хоть умри – не найти верней ответа,
и куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
неизменно впереди две дороги – та и эта,
без которых невозможно, как без неба и земли.

1985 год

У поэта соперников нету...

У поэта соперников нету
ни на улице и ни в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
это он не о вас - о себе.

Руки тонкие к небу возносит,
жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит...
Это он не за вас - за себя.

Но когда достигает предела,
и душа отлетает во тьму -
поле пройдено, сделано дело...
Вам решать: для чего и кому.

То ли мёд, то ли горькая чаша,
то ли адский огонь, то ли храм...
Всё, что было его - нынче ваше.
Всё для вас. Посвящается вам.

1986 год

В земные страсти вовлечённый...

В земные страсти вовлечённый,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел чёрный
и крикнет, что спасенья нет.

Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.

1989 год

Сегодня утром уж в который раз...

Сегодня утром уж в который раз 
я не проснулся -- я родился снова... 
Да здравствуют живущие средь нас 
и свет в окне, и музыка, и слово!
 

История, перечь ей -- не перечь, 
сама себе хозяйка и опора... 
Да здравствует, кто сможет уберечь 
её труды от суетного вздора!
 

Да, не на всех снисходит благодать, 
не всем благоприятствует теченье... 
Да здравствует, кто сможет разгадать 
не жизни цель, а свет предназначенья!

1996 год

✷      ✷      ✷

Пока от вранья не отвыкнем
традиции древней назло,
покуда не всхлипнем, не вскрикнем:
куда это нас занесло?!

Пока покаянного слова
не выдохнет впалая грудь,
придётся нам снова и снова
холопскую лямку тянуть.

1996 год

В Арбатском подъезде мне видятся дивные сцены...

В арбатском подъезде мне видятся дивные сцены
из давнего детства, которого мне не вернуть:
то Ленька Гаврилов ухватит ахнарик бесценный,
мусолит, мусолит, и мне оставляет курнуть!

То Нинка Сочилина учит меня целоваться,
и сердце мое разрывается там, под пальто.
И счастливы мы, что не знаем, что значит прощаться,
тем более слова «навеки» не знает никто.

1996 год

29

Андрей Вознесенский

Кто мы — фишки или великие...

Кто мы — фишки или великие?
Гениальность в крови планеты.
Нету «физиков», нету «лириков» —
Лилипуты или поэты!

Независимо от работы
Нам, как оспа, привился век.
Ошарашивающее — «Кто ты?»
Нас заносит, как велотрек.

Кто ты? Кто ты? А вдруг — не то?
Как Венеру шерстит пальто!
Кукарекать стремятся скворки,
Архитекторы — в стихотворцы!

Ну, а ты?..
Уж который месяц —
В звезды метишь, дороги месишь...
Школу кончила, косы сбросила,
Побыла продавщицей — бросила.

И опять и опять, как в салочки,
Меж столешниковых афиш,
Несмышленыш,
         олешка,
              самочка,
Запыхавшаяся, стоишь!..

Кто ты? Кто?!— Ты глядишь с тоскою
В книги, в окна — но где ты там?—
Припадаешь, как к телескопам,
К неподвижным мужским зрачкам...

Я брожу с тобой, Верка, Вега...
Я и сам посреди лавин,
Вроде снежного человека,
Абсолютно неуловим.

1959 год

ПОГЛЯДИШЬ, КАК НЕСМЕТНО...

Поглядишь, как несметно
разрастается зло —
слава Богу, мы смертны,
не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы
табуны васильков —
слава Богу, мы смертны,
не испортим всего.

1967 год

Песня акына

Не славы и не коровы,
Не шаткой короны земной —
Пошли мне, Господь, второго, —
Чтоб вытянул петь со мной!

Прошу не любви ворованной,
Ни милостей на денёк —
Пошли мне, Господь, второго, —
Чтоб не был так одинок.
 
Чтоб было с кем пасоваться,
Аукаться через степь,
Для сердца, не для оваций,
На два голоса спеть!

Чтоб кто-нибудь меня понял,
Не часто, ну, хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
Царапнутый пулей рожок.
 
И пусть мой напарник певчий,
Забыв, что мы сила вдвоём,
Меня, побледнев от соперничества,
Прирежет за общим столом.

Прости ему. Пусть до гроба
Одиночеством окружён.
Пошли ему, Бог, второго —
Такого, как я и он.

1971 год

Правила поведения за столом

Уважьте пальцы пирогом,
в солонку курицу макая,
но умоляю об одном -
не трожьте музыку руками!

Нашарьте огурец со дна
и стан справасидящей дамы,
даже под током провода -
но музыку нельзя руками.

Она с душою наравне.
Берите трешницы с рублями,
но даже вымытыми не
хватайте музыку руками.

И прогрессист и супостат,
мы материалисты с вами,
но музыка - иной субстант,
где не губами, а устами...

Руками ешьте даже суп,
но с музыкой - беда такая!
Чтоб вам не оторвало рук,
не трожьте музыку руками.

1971 год

Ты меня не оставляй...

«Ты меня не оставляй», —
Всюду слышу голос твой.
Слышу эхо над рекой:
«Ты меня не оставляй!»
Ты всегда во мне, мой край.
Детства старенький трамвай,
Ты меня не оставляй,
Душу мне не растравляй.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймёшь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берёз…

Ни расчету, ни уму
Не постичь тебя, мой край.
Душу не понять твою,
Как её не вычисляй!
Жизнь моя порой трудна.
Ты не оставляй меня.
Было всякое. Пускай!
Только ты не оставляй.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймёшь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берёз…

Все красивые слова
Без тебя равны нулю.
Не оставлю я тебя.
Жизнь, я так тебя люблю!
Я живу не по уму,
А как сердце мне велит.
Для тебя я не умру —
Стану горсточкой земли.

Край пронзительно любимый,
Ты всегда меня поймёшь,
Гениальная равнина
В белых клавишах берёз…

1972 год

СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД

С первого по тринадцатое
нашего января,
сами собой набираются
старые номера.
Сняли иллюминацию,
но не зажгли свечей,
с первого по тринадцатое
жёны не ждут мужей.
С первого по тринадцатое -
пропасть между времён.
Вытру рюмашки насухо,
выключу телефон.
Дома, как в парикмахерской,
много сухой иглы,
простыни перетряхиваются,
не подмести полы.
Вместо метро Вернадского
кружатся дерева,
сценою императорской
кружится Павлова.
Только в России празднуют
эти двенадцать дней,
как интервал в ненастиях
через двенадцать лет.
Вьюгою Патриаршею
позамело капот,
в новом несостоявшееся
старое настаёт.
Я закопал шампанское
под снегопад в саду,
выйду с тобой с опаскою:
вдруг его не найду.
Нас обвенчает наскоро
снежная коронация
с первого по тринадцатое,
с первого по тринадцатое.

1975 год

*    *    *

Не надо околичностей.
Не надо чушь молоть.
Мы — дети культа личности,
мы кровь его и плоть.
Мы выросли в тумане,
двусмысленном весьма,
среди гигантоманий
и скудости ума.
Мы — сверстники примера,
который грозовел
наичистейшей верой
и грязью изуверств.
Мы — помеси, метисы
несовместимых свойств:
дерзаний с догматизмом,
с новаторством притворств.
Отцам — за иссык-кули,
за домны, за пески
не орденами — пулями
сверлили пиджаки.
И серые медали
довесочков свинца,
как пломбы, повисали
на души, на сердца.
Мы не подозревали,
какая шла игра.
Деревни вымирали.
Чернели города.
И огненной подковой
горели на заре
венки колючих проволок
над лбами лагерей.
Мы люди, по распутью
ведомые гуськом,
продутые как прутья
сентябрьским сквозняком.
Мы сброшенные листья,
Мы музыка оков.
Мы — мужество амнистий
и сорванных замков.
Распахнутые двери,
Сметённые посты,
И — ярость
новой
ереси.
И —
яркость правоты!

1956 год

В человеческом организме

В человеческом организме
девяносто процентов воды,
как, наверное, в Паганини,
девяносто процентов любви.

Даже если - как исключение -
вас растаптывает толпа,
в человеческом
         назначении -
девяносто процентов добра.

Девяносто процентов музыки,
даже если она беда,
так во мне,
       несмотря на мусор,
девяносто процентов тебя.

1970 год

Романс (Запомни этот миг...)

Запомни этот миг. И молодой шиповник.
И на Твоём плече прививку от него.
Я - вечный Твой поэт и вечный Твой любовник.
И - больше ничего.

Запомни этот мир, пока Ты можешь помнить,
а через тыщу лет и более того,
Ты вскрикнешь, и в Тебя царапнется шиповник...
И - больше ничего.

1975 год

Песня (Мой моряк...)

Мой моряк, мой супруг незаконный!
Я умоляю тебя и кляну —
сколько угодно целуй незнакомок.
Всех полюби. Но не надо одну.

Это несётся в моих телеграммах,
стоном пронзит за страною страну.
Сколько угодно гости в этих странах.
Всё полюби. Но не надо одну.

Милый моряк, нагуляешься — свистни.
В сладком плену или идя ко дну,
сколько угодно шути своей жизнью!
Не погуби только нашу — одну.

1984 год

На озере

Прибегала в мой быт холостой,
задувала свечу, как служанка.
Было бешено хорошо
и задуматься было ужасно!

Я проснусь и промолвлю: "Да здррра-
вствует бодрая температура!"
И на высохших после дождя
громких джинсах — налёт перламутра.

Спрыгну в сад и окно притворю,
чтобы бритва тебе не жужжала.
Шнур протянется
               в спальню твою.
Дело близилось к сентябрю.
И задуматься было ужасно,

что свобода пуста, как труба,
что любовь — это самодержавье.
Моя шумная жизнь без тебя
не имеет уже содержанья.

Ощущение это прошло,
прошуршавши по саду ужами...
Несказаемо хорошо!
А задуматься — было ужасно.

Стихи без даты

30

Константин Бальмонт

О, ЖЕНЩИНА, ДИТЯ, ПРИВЫКШЕЕ ИГРАТЬ...

О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя всем сердцем презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,
Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,
Для прихоти твоей я душу погублю,
Все, все возьми себе — за взгляд очей прекрасных,
За слово лживое, что истины нежней,
За сладкую тоску восторженных мучений!
Ты, море странных снов, и звуков, и огней!
Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

1894 год

М*** Ты — шелест нежного листка...

Ты — шелест нежного листка,
Ты — ветер, шепчущий украдкой,
Ты — свет, бросаемый лампадкой,
Где брезжит сладкая тоска.

Мне чудится, что я когда-то
Тебя видал, с тобою был,
Когда я сердцем то любил,
К чему мне больше нет возврата.

1894 год

ПРОКЛЯТИЕ ГЛУПОСТИ

Увечье, помешательство, чахотка,
Падучая и бездна всяких зол,
Как части мира, я терплю вас кротко,
И даже в вас я таинство нашёл.

Для тех, кто любит чудищ,- всё находка,
Иной среди зверей всю жизнь провёл,
И как для закоснелых пьяниц - водка,
В гармонии мне дорог произвол.

Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Дорог житейских рытвины и гать.

На всём своя - для взора - позолота.
Но мерзок сердцу облик идиота,
И глупости я не могу понять!

1899 год

Играющей в игры любовные

Есть поцелуи — как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступления.
Есть поцелуи — как снег холодные.
Есть поцелуи — как оскорбление.

О, поцелуи — насильно данные,
О, поцелуи — во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастия и отвращения!

Беги же с трепетом от исступлённости,
Нет меры снам моим, и нет названия.
Я силен — волею моей влюблённости,
Я силен дерзостью — негодования!

1901 год

Я НЕ ЗНАЮ МУДРОСТИ

Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей... Вас я не зову!

1902 год

НЕТ ДНЯ, ЧТОБ Я НЕ ДУМАЛ О ТЕБЕ...

Нет дня, чтоб я не думал о тебе,
Нет часа, чтоб тебя я не желал.
Проклятие невидящей судьбе,
Мудрец сказал, что мир постыдно мал.

Постыдно мал и тесен для мечты,
И всё же ты далёко от меня.
О, боль моя! Желанна мне лишь ты,
Я жажду новой боли и огня!

Люблю тебя капризною мечтой,
Люблю тебя всей силою души,
Люблю тебя всей кровью молодой,
Люблю тебя, люблю тебя, спеши!

1903 год

ИГРАТЬ

Играть на скрипке людских рыданий,
На тайной флейте своих же болей,
И быть воздушным как миг свиданий,
И нежным — нежным как цвет магнолий.

А после? После — не существует,
Всегда есть только — теперь, сейчас,
Мгновенье вечно благовествует,
Секунда — атом, живой алмаз.

Мы расцветаем, мы отцветаем,
Без сожаленья, когда не мыслим,
И мы страдаем, и мы рыдаем,
Когда считаем, когда мы числим.

Касайся флейты, играй на скрипке,
Укрась алмазом вверху смычок,
Сплети в гирлянду свои ошибки,
И кинь, и в пляску, в намёк, в прыжок.

1908 год

КРЕЩЕНИЕ

Мы крестились Христом,
Мы крестились крестом,
Обвитым звёздами, цветами.
Мы крестились Водой,
Навсегда молодой,
Мы крестились Огнём.
Часом ночи и днём,
Мы за Солнцем идём,
И звёздами.
Мы в Христа облеклись,
Мы как свечи зажглись,
В Пасхальном сияющем храме.
Мы возникли как звон
В Аллилуйе времён,
Серафимы — в одном,
Херувимы — в другом,
Мы с Христом, он во всём,
Со звёздами.

1909 год

ДОВОЛЬНО

Я был вам звенящей струной,
Я был вам цветущей весной,
Но вы не хотели цветов,
И вы не расслышали слов.

Я был вам призывом к борьбе,
Для вас я забыл о себе,
Но вы, не увидев огня,
Оставили молча меня.

Когда ж вы порвали струну,
Когда растоптали весну,
Вы мне говорите, что вот
Он звонко, он нежно поёт.

Но если ещё я пою,
Я помню лишь душу мою,
Для вас же давно я погас,
Довольно, довольно мне вас.

1913 год

ЛЮБОВЬ

Любовь есть свет, который жжёт и задевает, проходя,
Он сам идёт, к себе идёт, но нас касается случайно,
И как цветок красив и свеж от капель светлого дождя,
Так мудро счастливы и мы, на миг, когда в нас дышит тайна.

1916 год

МИНУТА

Хороша эта женщина в майском закате,
Шелковистые пряди волос в ветерке,
И горенье желанья в цветах, в аромате,
И далёкая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая вольная воля;
Протянулась рука, прикоснулась рука,
И сковала двоих — на мгновенье, не боле, -
Та минута любви, что продлится века.

1921 год

31

Сказоч-Ник

МОЙ МАЛЕНЬКИЙ

Мой маленький палач, мой деспот синеглазый,
С фигуркою-струной, с улыбкою пажа,
Души моей скрипач, с последней нотой-фразой
Коснись меня смычком как лезвием ножа.
Мне незачем теперь другие слушать скрипки,
Я выпустил из рук девчонку-соловья,
Ну, где же мой Апрель - я вымокну до нитки,
И смою эту боль под струями дождя…
А здесь, в плену зимы, когда темно и стыло,
Когда ещё дрожит твой голос в искрах льда,
Мне снова снишься ты… ведь, ты меня любила…
Да видно мёрзнет всё в такие холода.
Но если ты ушла, зачем во мне осталась?
Под пальчиками вновь вибрирует струна,
Мой маленький тиран, тебе знакома жалость?
Верни меня назад, не выпивай до дна.
Последние шаги под шепот снегопада,
Последние слова… ты прячешь их от нас…
Мой маленький скрипач, прошу тебя – не надо,
Сыграй мне о любви сейчас в последний раз.
Мой маленький палач, мой Ангел сизокрылый,
Мелодией своей скажи: любовь прошла;
Пожалуйста, не плачь, скрипач мой самый милый -
Сыграй в последний раз, пока жива душа…

ЕЁ КРЫЛЬЯ

Она крылья раскрашивала под настроение,
Обычно в рыжий, но в период влюблённости
Чёрный казался ей цветом спасения
От боли душевной и незащищённости.
Вот и сейчас она злится и хмурится –
Ну, как ей теперь от себя самой спрятаться?
Дура набитая! Глупая курица!
Снова в любовь угораздило вляпаться!
Рыжие пёрышки, губки как бантики,
Смотрят насмешливо карие звёздочки –
Вот ваше Солнце, мужчины – романтики!
Стройтесь рядами, а я – посерёдочке.
Вам невдомёк, что есть девочки-циники?
Те, что любви не хотят повторения –
Глупое чувство доводит до клиники,
А чьи-то касания – до отвращения.
В круговороте игры в обаяние
Как она взгляд пропустила внимательный?
Здравствуйте, Божье моё наказание…
Здравствуй, негаданно мой замечательный…
Впрочем, влюблённость – болезнь не смертельная,
Можно и в руки – как яблоко спелое,
Разве в диковинку сцена постельная?
Что же ты крылья раскрасила в белое…
Снежные перья, душа обнажённая,
Значит и сердце – мишень для предательства!
Где ты увидела, умалишённая
Вечной любви хоть одно доказательство?
В вену иглой его имя впивается,
С каждой секундой растёт привыкание,
Ты уже любишь как он улыбается,
И ищешь губами родное дыхание…
Хватит! …пока не вросла окончательно…
Дура! Опять доигралась в “приличную”!
А чёрное к карим идёт замечательно –
Ты видел меня хоть однажды циничною?
…А он у окна ждал её возвращения
На краешке мира, любовью согретого,
И знал, что попросит сегодня прощения
За то, что в любовь она раньше не верила…

МОСКВИЧКА

Она москвичка и в толпе
Почти не выделяется,
Ну, разве что зелёный взгляд
Её красивых глаз
В огромном глянцевом стекле
Так ярко отражается
Среди обычных, что скользят
В витринах в этот час.

И безупречен маникюр,
И кофточка наглажена,
И рыжий шёлк её волос
Чуть-чуть не до плеча,
А шлейф парфюмных увертюр
Так тонко и так слаженно
Звучит в шансоне папирос,
Как соло скрипача.

Она уверена в себе,
Пусть в жизни всё случается,
Есть место в Банке, муж – талант,
И два любимых пса;
И, если честно, по весне
Ей даже не влюбляется,
Хотя сиреневый дискант
Тревожит всем сердца.

Зато когда закат прольёт
Дожди лучей над крышами,
И дню подарится покой,
И спишутся грехи,
Она в особый мир войдёт,
По – книжному возвышенный,
В котором только ей одной
Написаны стихи.

И в невозможной тишине,
Где всем за всё прощается,
Где рифмы голос обретут
Под тусклый свет огня,
Она вдруг вспомнит обо мне,
И мною зачитается,
И, пусть всего на пять минут,
Но влюбится в меня…

КОЛДУНЬЯ

Я войду в отраженье твоё
Через сны или озеро-зеркало,
И пусть вслед мне кричит вороньё,
Что ты жизнь мою исковеркала.
И что проклята эта тропа,
На которой ты с ночью повенчана,
Что сожжёт мою душу дотла
Колдовством синеглазая женщина.
Мне бояться уже ни к чему –
Я и сам – отражение прошлого,
Никому ничего, никому
Я не сделаю больше хорошего.
И по бусинкам белой росы
След найду, за которым ты сбудешься,
Я останусь с тобою, и ты
Расколдуешь меня или влюбишься!
Так вари это зелье, кружи –
Расстели свои чары туманами,
Чтобы губы как прежде - нежны,
А глаза от любви – полупьяными.
Чтобы чёрные пряди волос
Я почувствовал пальцами заново,
Чтобы снова тебе не спалось
На груди у меня – у желанного…
Расскажи мне сама, расскажи,
Что же делать с мечтой и надеждою?
Не ждала меня – разворожи,
Если любишь – будь рядом и прежнею.
А иначе тебя не забыть,
Время лечит? - да брось эти глупости!
Я устал без любви нашей жить -
Дай войти в твою жизнь… или выпусти.

32

Сказоч-Ник

ПОЛНОЛУНИЕ ЛЮБВИ

Я верю в полнолуние любви,
Я верю в сумасшествие прилива,
Когда неотвратимо и красиво
В мои зрачки ударит свет Луны.
Когда её тяжёлая спина
Шлифовано швырнётся в Землю бликом,
Твоя любовь войдёт мне в сердце криком,
Дорожкой лунной сквозь квадрат окна.
И я люблю Луны ночной оскал,
Украденное светоотраженье -
Дрожит её пьянящее влеченье
В твоих глазах, как в капельках зеркал.
А я навстречу зверем обернусь,
И лапами упрусь в тугую почву –
Ну, хочешь, я по-волчьи этой ночью
Твоей любви нечаянной добьюсь?
Как осторожен будет первый шаг…
Как будет недоверчиво сближенье,
Где желтый свет – немое наважденье,
В котором всё другое и не так.
Где запахи сиреневой волной
Наполнят мозг ослепший до предела,
Где я пойму, как сильно ты хотела
Быть в это полнолуние со мной.
Что эти губы… эти пальцы… взгляд
Сегодня мне подарены Луною,
Что я ни с кем на свете, лишь с тобою
Войду в летящий с неба звездопад.
И пусть беснуясь, кружится Земля,
Пытаясь сбить Луну с её орбиты –
За вечный плен Луна с Землёю квиты,
Отдав мне в полнолуние тебя.

СОКРОВИЩЕ

Мне сокровище своё не сыскать,
И вернуться мне за ним не получится…
Как же просто жизнь свою промечтать –
Не мечтал бы, не пришлось бы и мучиться.
Вот раскаяться б сейчас за грехи,
И списались бы они приземлённому,
Да не пишутся без крыльев стихи,
И не шепчутся они не влюблённому.
Значит незачем походку менять,
Как ни прожито – моё это, кровное,
У меня призванье – жизнь сочинять,
И, по-моему, оно не зазорное.
Не сбываются мечты, ну и что ж…
Не со мною, так с другими откликнется,
Да не важно на кого я похож –
И со мною жить кому-то привыкнется.
Мне сокровище к груди не прижать –
Кто-то раньше прикарманил заветное,
Но я, всё-таки, умею мечтать,
А мечты, они сильнее запретного.
Есть же небо – ненаглядной глаза,
Шёпот листьев, что любимой дыхание,
Если сердится, ну, значит - гроза,
А простит, так поцелуя касание.
Лучик солнечный – улыбка её,
ВОлос – словно шелкотравья сплетение,
Всё в ней – лето, ну а лето – моё!
Остальное не имеет значения.
И пускай она сейчас далеко,
Да и кто таким сокровищем делится?
Моё счастье мне вернуть нелегко,
Но мечтается мне в это. И верится.

И БУДЕТ СВЕТ

И будет Свет… и будет миг
Схожденья звёзд над головою,
Когда Небесный Проводник
Сведёт пути у нас с тобою.
Сведёт как стрелки на часах,
Как струны рельс на переезде,
И ветер в Алых Парусах
Раскроет дверь в твоём подъезде.
Разбудит эхом сумрак стен,
Развеет гнёзда ожиданья,
И кожи сомкнутых колен
Коснётся лёгкостью дыханья.
А ты ладонью проведёшь
По волосам над синим взглядом,
И улыбнёшься… и поймёшь,
Что я, наверно, где-то рядом.
Что ледники сошли на нет,
И в сердце что-то изменилось,
Что через столько долгих лет
Ты вдруг опять в меня влюбилась.
И удивляться нет причин –
За наше счастье Бог в ответе,
Ведь изо всех твоих мужчин,
Я – твой единственный на свете.
Ты будешь знать, что я пришёл,
И не звоню,… курю и плачу –
Я всё-таки тебя нашёл…
Да и могло ли быть иначе…?

МОЯ ЛЮБОВЬ

Не отпускай мою любовь,
Она тебе ещё послужит;
Пусть в сердце осень листья кружит –
Ты ей пока не прекословь.
Пусть успокоит листопад
Твою израненную душу,
Её покой я не нарушу,
Хоть и нарушить был бы рад…
Я буду где-то за дождём,
Но ты позволь остаться рядом,
И я ни словом и ни взглядом
Нам не напомню о былом.
Оставь мне тоненькую нить,
Не дай ей повод оборваться –
Легко нам будет потеряться,
А вот легко ли всё забыть?
И на Земле, такой большой,
Нас не сведут дороги снова…
Да, ты сегодня не готова
Начать всё заново со мной.
И осень сменит век зимы,
В котором сердце ровно бьётся…
Но вдруг весной оно проснётся?
Или проснётся до весны?
Ему захочется вернуть
Хотя бы часть того, что было,
И что бы ты ни говорила,
Тебе его не обмануть.
Не отрекайся сгоряча,
Моя любовь не помешает –
Согреет…
или тихо стает,
Как под иконами свеча…

33

Сказоч-Ник

Я ХОЧУ НА АРБАТ

Я хочу на Арбат, у меня там дела –
Там художник рисует портреты,
Угощу сигаретой, спрошу: Старина,
А ты сколько берёшь за советы?
У меня есть картина, и нет ей цены,
Впрочем, мне далеко до эстета –
В этом месте, где сердце, обрывком струны
Нарисована девушка эта.
Мне её рисовать – лишь закрою глаза,
И, как будто, из лопнувшей вены
Проливается краска на ткани холста
Хрупким счастьем единственной темы.
Чёрным цветом ресниц, чёрным цветом волос,
Голубыми зарницами взгляда,
И закатами губ, чтоб опять не спалось –
Да мне, собственно, это и надо!
Я всю ночь говорю ей простые слова,
И улыбку в ответ получаю,
А вот если её срисовать для меня,
Может быть, я её повстречаю?
А художник докурит, качнув головой,
Усмехнётся и скажет: А знаешь…
Не найти среди красок такой голубой –
Не бывает её, понимаешь?
И закатного Солнца на губы сыскать –
Дожидаться придётся годами…
Будешь снова ночами её рисовать
Болью сердца – своими стихами.
И добавит вдогонку: Да ты не горюй!
Я встречался с таким и, похоже,
Если ночью приснился её поцелуй –
Значит, ищет она тебя тоже!
Я ещё поброжу по Арбату-реке,
Здесь и осень мне кажется тише…
Буду думать о том, что, наверно, к тебе
С каждым шагом я ближе и ближе…

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Мой Ангел, тронь рукой плечо –
Я буду знать, что ты со мною,
Тогда я сердце успокою,
Что не одни мы с ним ещё.
Я обещаю не читать
Твои глаза, где всё известно,
Мне было б страшно, если честно,
Узнав, что будет – не мечтать.
Я обещаю не просить,
Чтобы твоё крыло согрело,
Я греюсь сам, пусть неумело,
Тем, что ещё могу любить.
Я обещаю не жалеть
О том, что есть… о том, что было,
И пусть её любовь остыла,
Она мне помогла взлететь.
Я обещаю не рыдать
В твои прозрачные одежды –
Ещё есть силы для надежды,
Ещё есть силы что-то ждать.
Я обещаю не корить
Тебя за то, что был ты рядом,
Но не окликнул даже взглядом,
Что мне её не разлюбить.
Ты просто тронь моё плечо,
Нет, я один не испугался,
Но если ты не потерялся –
Не всё потеряно ещё…

Лена Салео

Сказоч-Нику на стихотворение Ангел-Хранитель

Мой Ангел, ты со мной поговори.
Я просто чуть с собою не справляюсь...
Судьбе и провиденью покоряюсь,
Ведь ты ведёшь к Божественной Любви.
Ты не даёшь упасть в слепую страсть,
Ты говоришь, что есть иное чудо.
И с каждой песней возноситься буду...
Найди мне пару, Ангел... буду ждать...
Ведь для полёта нужно два крыла.
Моей Любви стремительная птица
Так на Земле несбывностью томится...
Мой милый Ангел, пусть придёт ОНА...

ПОЗВОНИТЬ

Вчера чуть было не сорвался,
Чуть было номер не набрал
В тот мир, в котором я остался,
Когда тебя поцеловал.
Строкой одиннадцатизначной
Мигнул послушный телефон…
А день такой стоял прозрачный,
И с неба падал синий звон.
Апрель? Да разве в этом дело?
Наверно в чём-то был предел –
Так долго ты из снов глядела…
Так долго я к тебе хотел…
Вот и замкнуло на пол - слове,
Ворвавшись мыслью в разговор:
- Да что ж ты, каменная что ли?
Молчишь упрямо до сих пор!
Ведь нужно-то совсем немножко –
Жива. Здорова… и отбой.
Два слова – сердцу “неотложка” –
Жива, и значит я - живой!
А мне звонить – игра без правил,
Не ждёшь, иначе я бы знал…
- Дай закурить. Свои оставил.
Так что ты...
только что сказал?

НАСТРОЕНИЕ - МАЙ

Я всё утро пейзаж рисовал…
Не художник, но в Мае – рисуется,
И рассветом окно грунтовал,
И эскизом набрасывал улицы…
Вышел солнечно-ярким портрет
Моего, на стекле, настроения,
Но, вот жаль, что тебя на нём нет –
Есть лишь только твоё отражение.
Ясным небом рассыпался свет –
Легче облака, легче дыхания…
Не ругайтесь – я только поэт,
И рисую я не по призванию.
Просто мне хорошо от весны,
Просто красками сердце взволновано,
И хрустальный фонарик Луны –
Это тоже ведь мной нарисовано!
А вот звёздочки спрятала высь –
Там, за этими синими далями
Мы давно в этой жизни нашлись,
Но друг друга ещё не узнали мы…
Потому-то весна и цветёт,
И фата на деревьях зелёная,
Что любовь всё равно нас сведёт,
Раз ты звёздами мне наречённая.
Я рисую пейзаж на окне,
Да не кистью, а птичьими трелями.
Ты услышишь.
А хочешь ко мне?
Разрисуем весь Май акварелями?

Я ЗНАЮ

Я знаю – так оно и будет:
Зима свернёт постель снегов,
И моё сердце вновь разбудит
Знакомый звук твоих шагов.
Как будто не было разлуки,
А просто долгий сон зимы…
Я поцелую твои руки,
К моей груди прижмёшься ты.
Коснусь губами, узнавая
На шее тонкий запах твой –
Ты у меня одна такая,
И нет ни у кого такой.
В ответ смущённо улыбнёшься,
И будут ходики стучать…
А я ведь знал, что ты найдёшься,
Что станешь ты моей опять.
Казалось небо просто белым
Без глаз любимых синевы,
И рисовал цветным я мелом
Наш мир, в котором только мы…
Наверно Бог меня услышит –
Я хоть и грешник, да не злой,
Он всё простит, он всё мне спишет,
И наградит меня тобой.
И я тогда поставлю точку
На маяте безликих дней.
…Скажи…, а ты позволишь дочку
Мне тоже называть своей…?

34

Сказоч-Ник

ДВОЕ

Кому-то и в голову не приходило
Что можно её красивой назвать,
Она это знала и не любила
Грустить невпопад и о счастье мечтать.
Она научилась легко и спокойно
Смотреться в ухмылку холодных зеркал,
И не было ей ни обидно, ни больно –
Ну что тут поделаешь, не идеал.
С работы домой, где уютно и тихо,
Лишь музыка в гости, да шорох страниц,
Ночник на всю ночь, потому что трусиха,
Да в снах бестолковых застенчивый принц.
Обеды в субботу под мамины вздохи,
Что, мол, у подруг всех по куче детей,
А ей бы читать только книжки, дурёхе,
И всё в её жизни не как у людей.
И будет испорчен весь вечер знакомо,
Но что-то менять нет ни сил, ни причин,
Скорей бы добраться по лужам до дома,
Где нет, и не будет, наверно, мужчин.
Так хочется лета, и запаха юга –
Четырнадцать дней, словно рай напрокат,
В котором никто ничего про друг друга…
В котором лишь чайки, прибой и закат…

…А он улыбался и выглядел глупо,
Лежал на диване и снова мечтал
О самой-пресамой… но, почему-то,
Которой и имени даже не знал.
Шекспир не открыт на любимом сонете,
И ужин не тронут, встревожена мать,
На кухне с отцом по шестой сигарете –
Не знаешь, а он собирается спать?
Немного за тридцать? Короткая стрижка…
Горячий лате и вишнёвый бисквит…
Смутился под взглядом её как мальчишка…
Да что там смутился – был просто убит!
Бездонное небо… бездонное море…
Бездонные омуты в этих глазах!
Вселенское счастье… и, кажется, горе…
И мёртвое время на точных часах.
А если она влюблена и чужая,
И будет любовь эту в сердце хранить?
А вдруг она ангел небесный… святая…?
И как же ему без неё дальше жить?
А вовсе никак. Значит надо решиться,
И завтра в кафе подойти и спросить:
- А можно мне Вам… этой ночью присниться?
И можно я буду всю жизнь Вас любить…?

И ЭТА НОЧЬ

И эта ночь сотрётся бледно-серым,
В рассветной умирая тишине,
И яблоком на небе жёлто-спелым
Луна опять покатится ко мне.
Сожмётся в точку, в каплю канифоли,
Янтарный шарик брошу под язык -
Вселенский холод… впрочем, поневоле,
За триста лет я к этому привык.
Прольются звёзды росами на травы,
В их хрустале оставлю длинный след…
А сказочники всё-таки не правы –
Нас, оборотней, не было, и нет.
На мягких лапах путь домой короче,
Шарахнется спросонья соловей,
Чтоб быть собою, я ворую ночи
У спящих и доверчивых людей.
Им знать нельзя, что Волк ещё остался,
Что он, как прежде, Повелитель Лун…
Я столько раз над сказками смеялся,
Где оборотень, в сущности – колдун!
Тут всё не так, моё предназначенье
Стеречь всерьёз полночный свет Луны,
Чтобы твои сбывались сновиденья,
Чтоб самому прокрасться в эти сны.
И нужно потерпеть ещё два века,
Ведь пела же нам Птица-Гамаюн,
Что будет ночь, когда из человека
Ты снова превратишься в Фею Лун.
И вот тогда, уставший и гонимый,
Взъерошенный, клыкастый и большой,
Я снова подойду к тебе, любимой…
Взгляну в глаза: позволь мне быть с тобой…

И ПРОБЕЖИТ

И пробежит по коже дрожь…
И сердце загнанно сожмётся,
Когда однажды ты поймёшь –
Она уйдёт и не вернётся.
Не потому, что час настал,
Хоть чувства тоже угасают,
А потому, что ты солгал,
А ложь любимым не прощают.
Ей был к лицу стальной доспех,
Она щита не опускала…
Ведь ты – единственный из всех,
О ком она всю жизнь мечтала.
Да разве кто-нибудь другой
Был горд удачною попыткой?
И лишь покорная с тобой,
Она вошла в твой плен с улыбкой.
Сняла и платье, и металл,
Она б и с кожею рассталась…
А ты ведь даже не узнал,
Как в этот миг она стеснялась.
Там, за спиною столько плах,
Голгоф и судорог смятений,
И ледяной полночный страх
Не тех… не с теми отношений.
Она боялась не узнать
Тебя, которого искала,
Она боялась потерять
Твой взгляд в толпе, когда узнала…
И тайной вечной и святой
Вошла как свет в твоё сознанье,
И лишь тогда… и лишь с тобой
Узнала счастье обладанья.
Не потеряй её с другой -
Такой единственной не будет,
Прижмись к её груди щекой –
Ты слышишь сердце? … любит… любит…

БАЛЛАДА О КОРОЛЕВСТВЕ

Я придумал для нас королевство любви
Из картонных надежд и звенящей капели,
Чтобы две параллели – две наши судьбы
Стали общим мазком голубой акварели.
Я, конечно, себя видел в нём королём,
Да ни капли амбиций, не в этом же дело!
Просто мне захотелось быть только вдвоём,
И казалось - ты этого тоже хотела.

Ты придумала тут же пространство разлук,
Где завыли метели и белые вьюги,
Ветер вырвал тепло из разомкнутых рук,
И притихло моё королевство в испуге.
Заметает наш замок снегами до крыш,
Промерзают, ломаясь, картонные стены,
И смеётся из зеркала шут мне – простишь?
Короли не прощают такие измены!

Я разбил зеркала и повесил шута -
Слушать внутренний голос к чему, в самом деле?
И Указ подписал, что отныне цвета
Только белые славят пускай менестрели.
Я запрет наложил на подъёмы мостов -
Вдруг вернёшься внезапно, но заперты двери?
И под холодом звёзд, и под светом костров
Ждал, что вместе с тобою вернутся капели…

А ты тут же наполнила мир пустотой,
Той, что чёрным молчаньем сжимает планеты,
И я целую вечность не знал, что с тобой,
И никто не ответил мне – с кем ты, и где ты?
Я и сам замолчал в безответной тиши,
Стало больше чернил и бумажной мороки,
А на рынках втридорога карандаши
Покупали поэты, купцы и пророки.

Это ты подсказала – долой короля?
Ах, как громко разбитые стёкла звенели…
Я решил тебя ждать до конца декабря,
И курил в потолок, и валялся в постели.
Поменял палача, и судью, и конвой –
В королевстве бардак и грядущая смута!
Ну, скажи, почему ты всю жизнь не со мной?
Как могла подарить моё счастье кому-то?

А ответов всё нет… да нужны ли они?
Время вылечит боль или сгладит потерю.
Кто придумал, что счастливы все короли?
Может кто-то и верит. А я не поверю.
Будет капать когда-нибудь звонко капель,
Будет время на стрелках показывать ноль.
Вот и мой эшафот. В королевстве - апрель.
И твой голос: Да здравствует новый король!

35

Сказоч-Ник

ЗА ПОЛСЕКУНДЫ

За полсекунды до разлада,
За полмгновенья до разлуки,
Успеть бы мне сказать: не надо…,
Обнять и взять тебя на руки.
Прижаться к тёплой и “колючей”,
К такой своей, к такой ранимой,
И называя самой лучшей,
В ответ услышать – мой любимый…
За пять секунд до отреченья,
За пять шагов до этой пытки
Успеть бы, вымолить прощенье
В обмен на свет твоей улыбки.
Уткнуться в лодочки ладошей,
И запах кожи твой вдыхая,
Услышать снова – мой хороший…
И выдохнуть в ответ: родная…
За час до слов, что не исправить,
Почти за вечность до потери,
Как мне тебя себе оставить?
Чем запереть входные двери?
Наверно хватит просто взгляда
Понять – помогут ли запоры,
Или достаточно – не надо…,
К чему пустые разговоры?
… Но если всё уже решилось,
Не слушай вслед мой крик звериный,
Не говори мне, сделай милость:
Не отпускай меня, любимый…

НЕ НАСТУПИТ НАС С ТОБОЙ

Не отпустит нас с тобой наваждение
Ни сейчас, ни до второго пришествия,
То ли грипп на сердце дал осложнение,
То ли вирус в кровь попал сумасшествия…
Наша встреча, словно пункт назначения,
Разве жизнь теперь не зал ожидания?
Нас врасплох застал звонок отправления –
Совпадение и близость дыхания.
Всё и длилось-то едва ли мгновение,
На два сердца две стрелы - не положено,
И вошла она под срез оперения
По-отдельности, да на два умножила.
Вот и душит нас с тобой неприкаянность,
Мы – удвоенные, дышим растерянно,
Угадать бы нам с тобой, в чём неправильность
Ритма сердца, что любовью расстреляно.
А ещё даём себе обещание,
Что вот-вот и мы со всем этим справимся,
Впрочем, глупо рассуждать про прощание,
Если мы с тобой и так не встречаемся.
Вот и ниточка к тебе тоньше волоса,
И смотреть ей долго вслед – след стирается,
Но в два города живёт, и в два голоса
Это чувство, что любовью считается.
И опять с утра как в сон – в наваждение,
В тихий голос на краю мироздания,
Ты моё второе я... отражение,
Моё счастье и моё наказание…

С НЕБА

С неба снежинки как пёрышки,
Ловишь губами их… вкусно!
Что же сейчас моей Золушке
Так улыбается грустно?
Или снега не хрустальные?
Или снежинкам не рада?
Не насмотреться в печальные
Солнышки карего взгляда…
Ночь над тобой звездопадная,
Сказка пришла, или чудится?
Слышишь, моя ненаглядная,
Всё обязательно сбудется!
Колется в сердце иголочка -
Ты от того так растеряна?
Туфелька – хрупкая лодочка,
Вот же она… не потеряна!
Светит луна оловянная,
Кружит зима белокрылая,
Золушка… счастье нежданное,
Стань моей сказкою, милая.

ТЕАТР - ЖИЗНЬ

Не репетируется жизнь,
Нет повторений и попыток;
Суфлёр задумчиво молчит –
Сценарий знает только он,
А мне так хочется украсть
И развернуть небесный свиток,
Или дождаться, что его
Мне в ящик бросит почтальон.

Ведь по-другому не понять
Какую роль на самом деле
Мне выбрал грустный режиссёр:
Бубенчик, шпага или трон…?
А мне, хотя бы, третий акт
Прожить собою на пределе,
Чтоб не стыдиться выйти в зал –
Аплодисментам на поклон.

Моя премьера только раз –
Другой такой уже не будет,
А сцена выбрана вот здесь:
Какая есть – такой и быть,
И страшно мне, что зритель мой
За фальшь игры меня осудит,
И всё, что пЕрежито мной
Он не захочет пережить.

Тогда к чему весь этот фарс –
Надежды, промахи, потери…?
Не легче ль пОходя комком
Бумажным совесть уронить,
И отказаться от души,
И быть циничным даже к вере,
И не узнать какая боль –
Кого-то дО смерти любить?

Массовкой вылиться в финал
И затаиться у кулисы –
А вдруг спектакль обречён
На оглушительный провал?

… И не увидеть никогда
Лица единственной актрисы,
Ради которой для тебя
Бог эту жизнь и написал…

КОГДА-НИБУДЬ

Когда - нибудь, поймав закат
В ладони жидким золотом,
Забыть про боль своих утрат,
Что жгли мне душу холодом.
Под синью неба, над рекой,
В тиши, где плен забвения,
Наедине с самим собой
Похоронить сомнения.
Перелистать, где был не прав –
Не злом, скорей - нечаянно,
И в изумрудном море трав
Тонуть, тонуть отчаянно!
И, может, крикнуть, разорвав,
Звенящий парус воздуха,
Чтоб тромбы кровью оторвав,
По сердцу бить без промаха…
Не каясь – каялся уже,
Смотреться в высь глубокую,
Прощая собственной душе
Слепое и жестокое.
Взлететь бумажным журавлём
На крыльях одиночества,
Чтобы потом упасть дождём
Без имени и отчества…

ДВА ЛЕБЕДЯ

Два лебедя – белый и черный,
Волнуя зеркальную гладь,
Скользили… и мир отражённый
Я снова пытался понять.
Где чёрное – это земное,
Где белое – это душа,
Где жизнь для меня не с тобою
Не так, чтобы и хороша.
К лицу два оттенка примерить,
Где неба раскрытого зонт
К земле, так хотелось мне верить,
Пришит через шов-горизонт.
Где ветер – дыхание Бога,
Где Ангелы плачут дождём
О тех, кто ушёл… и немного
О тех, кто уйдёт, но потом.
Смотреть на созвездия сферы,
Сквозь синюю бездну пути,
Прикинуть – пожалуй, без веры
До верха никак не дойти.
Здесь облаком не дотянуться,
Здесь птичьим крылом не достать,
Но можно попозже проснуться,
Чтоб дольше чуть-чуть полетать…
И в золоте жидком заката,
Плывущем на Белую Русь,
Мечтать, что быть может когда-то
Я снова на Землю вернусь…
Дождём или хлопьями снега,
Снежинкой, рассветной росой,
Шагнуть из бездонного неба,
Чтоб встретиться снова с тобой…

36

Сказоч-Ник

ОСЕННЯЯ СКРИПКА

Осенняя скрипка – прозрачная мука
Прощального взмаха листвы,
И лес засыпает, и в золоте звука
Рождаются зимние сны.
Печально паденье, тревожно касанье…,
Но как же цветёт листопад!
И красок беспечных легки обещанья,
Что птицы вернутся назад.
Я сам в это верю – а как же иначе?
Без них не запахнет весной…
Осенняя скрипка страдает и плачет,
И кружится в вальсе со мной.
Мы с нею похожи – я листиком тоже
Готовлюсь в последний полёт,
И жизнь, словно лето, построчно итожу
Под музыку искренних нот.
Осенняя скрипка, сквозь рыжие пряди
Умеренно-тёплых лучей,
Как хочется мне в твоём ярком наряде
Войти в осень собственных дней!
Кленовой звездой или алой рябиной
В ладонь опуститься без слов,
Чтоб кто-то меня сохранил для любимой
Охапкой осенних стихов.
Волшебница-осень, симфонией грусти
Срываясь со струн золотых,
Уже никогда никуда не отпустит
Меня из объятий своих…

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Этот город – союзник ветров и промокшего неба,
В поседевшем граните скрывающий мудрость веков,
Я вдохну невский воздух – ах, как же давно я здесь не был!
И шагну в отраженье твоих золотых куполов…
Мне хотелось бы жить как проспекты – так прямо и просто,
Не стыдясь своей памяти и осенённым крестом,
Чтобы чёрные мысли мои как трофейные ростры
Серой бронзой осели на теле ростральных колонн.
Мне не надо спешить, я маршрут этот знаю дословно,
Растворяюсь в прохожих, как будто и я здесь живу,
Моё сердце отдельно и так аритмично – неровно
Бьётся в рёберной клетке, как птица в силковом плену.
Я хочу посмотреть – может, вырвались, всё - таки, кони!
Разве можно Свободу руками упрямо держать?
Успокоится Аничков мост и в ночной полудрёме
Будет Пушкина тонкую тень на снегу вспоминать…
А Казанский собор колоннадой радушных объятий
Станет издали звать и Всевидящим Оком моргать,
Исаакий Далматский Святыми крестами распятий,
Будет к Богу тянуться и серое небо пронзать.
Я хочу прикоснуться рукой к месту пролитой крови,
Где спокоен и бледен стоял Александр на краю,
Где в страданье Христос вскинул вверх свои скорбные брови,
И молился навстречу душе, вытирая слезу.
Прошагаю по шахматным клеткам до стен Эрмитажа,
Подниму свою голову – Ангел мне молча кивнёт,
Справа к небу прикована долгом Атлантова стража,
Им нельзя отдыхать – небо вниз на людей упадёт.
Я дойду до Реки, а на ней – ледяные торосы,
Через лёд бастионами крепость на остров легла,
Как стояли в каре декабристы в такие морозы,
Мне в замёрзшие уши звенели цепями ветра…
Я остался бы здесь навсегда – так я им околдован,
Если б только сейчас развели все мосты на Неве…
Но пора мне обратно – к вокзалу. Я тоже прикован,
Словно прочною цепью - железной дорОгой ...
к Москве…

ЭТА ОСЕНЬ

Эта осень должна непременно придти,
Нам не раз с ней придётся встречаться;
Где бы ни были вы, хоть в начале пути,
Научитесь сначала прощаться.
Не застанут тогда вас врасплох холода,
И дожди затяжные – не мука,
Если кто-то вам скажет, что иногда
Потерять могут люди друг друга.
Как бы вам ни хотелось по небу летать
И крылами любимой касаться,
Прежде чем в этой жизни любовь отыскать,
Научитесь сначала прощаться.
Даже если вы знаете – всё навсегда! –
Пригодится и эта наука,
Чтоб не сделала больно вам как никогда
Осень вашего счастья – разлука.
Нет, не надо бояться любить и мечтать –
Этой жизни не надо бояться,
Но затем, чтобы вам научиться прощать,
Научитесь сначала прощаться…

УРОКИ ЛЮБВИ

Беспощадна наука любви -
Несговорчиво и неотвратно
Заставляет основы свои
Повторять ежедневно и внятно.
Мой учитель достаточно строг,
Только лучшего я и не знаю,
И “зубрю” свой вчерашний урок,
Да опять невпопад отвечаю.
Бьёт указка по пальцам души –
Да ты, братец, похоже – тупица?
Не запомнилось? Перепиши,
Что любить надо тоже учиться.
Теорем никаких – ни к чему,
У любви сплошь одни аксиомы,
Всё на веру, и всё на кону –
От отчаянья и до истомы.
Разберём самый сложный раздел –
Не взаимно… и, стало быть, больно.
Ну и как ты подумать посмел,
Что она тебя недостойна?
Это проще и легче всего,
Но любовь ничего не прощает,
Не уйдет она лишь от того,
Кто, сгорая, её согревает…
Не кричи в сотый раз: почему?!
И “за что?!” повторять не пристало,
Или больно тебе одному,
А она о тебе не мечтала?
Есть всему свой отмеренный срок,
Есть награда, и есть испытанье,
Кто-то скажет, что чувства – порок,
Кто-то скажет: любовь – наказанье…
Ты поверишь, и лопнет струна,
Что давно перетянута втрое,
Станет легче… Но Бог имена
Ваши вычеркнет с грустью – пустое…
Надо просто поверить и ждать,
Понимая: гарантий не будет –
Не умеет любовь обещать,
Да и кто же за это осудит?
Не проси за любовь ничего,
Это счастье – в кого-то влюбиться…
- Безответно?
- Не всё ли равно?
А иначе… и не научиться.

СКАЗКА ДЛЯ ДВОИХ

В соавторстве с Архиповой Ксенией

Она боялась высоты и не смотрела вниз,
Её неяркие лучи не разрывали тьму.
Она мечтала о любви. Какой смешной каприз -
Став незаметной для других светить лишь одному…
А на Земле была зима, звенел хрустальный лес…
С улыбкой грустной у окна, усталый чародей
Курил, и сказки сочинял про маленьких принцесс,
И эти сказки (иногда) сбывались у людей.
Он был не то, что одинок… Он ничего не ждал,
И в сердце отзывалась боль едва заживших ран -
Их не хотелось бередить. Уж он-то точно знал,
Что в глупых сказках правды нет. И что любовь – обман.
Заметив первую звезду, он ей шепнул: «Привет,
Ты светишь только для меня, небесный светлячок?»
И был ужасно удивлён, услышав «Да» в ответ –
«Тебе свечу» - шептал с небес дрожащий голосок.
Она боялась высоты… Он не хотел любить…
У каждого – своя судьба и свой дурацкий страх.
И, вроде не о чем мечтать, и нечего делить -
Лишь отражение лучей в задумчивых глазах.
Её закрыли облака, а он улёгся спать,
Одновременно свет погас и в небе и в окне.
Ему приснилось в эту ночь, что он умел летать…
Она училась падать вниз в своём нестрашном сне…
А утром всё пошло не так – он стал о ней грустить.
И, как назло, погожий день разлился синевой,
Но он смотрел в слепящий мир, пытаясь различить:
Плывёт ли чудо-огонёк сейчас над головой?..
Ты видишь свет её любви, печальный Менестрель?
Ты понял, что всю жизнь писал лишь для неё одной.
Как долго длилась здесь зима, и вот пришёл апрель,
Когда ты сердце уколол о лучик золотой.
Теперь ей страшно без тебя. Ты этого не знал?
Она зажглась лишь потому, что есть на свете ты.
Она всегда была твоей, кого б ты ни терял,
Не замечая этот взгляд с небесной высоты.
Но жизнь по-своему мудра, в ней неизменна суть -
Любовь как сказку для двоих ничем не отменить.
Не запрещайте сердцу ждать, чтобы когда-нибудь,
Найти того, кому звездой захочется светить.

37

Иосиф Бродский

Зачем опять меняемся местами...

Зачем опять меняемся местами,
зачем опять, все менее нужна,
плывет ко мне московскими мостами
посольских переулков тишина?

И сызнова полет автомобильный
в ночи к полупустым особнякам,
как сызмала, о город нелюбимый,
к изогнутым и каменным цветам.

И веточки невидимо трясутся,
да кружится неведомо печаль:
унылое и легкое распутство,
отчужденности слабая печать.

Затем. Затем торопишься пожить.
Затем, что это юмор неуместный,
затем, что наши головы кружит
двадцатый век, безумное спортсменство.

Но, переменным воздухом дыша,
бесславной маяты не превышая,
служи свое, опальная душа,
короткие дела не совершая.

Меняйся, жизнь. Меняйся хоть извне
на дансинги, на Оперу, на воды;
заутреней -- на колокол по мне;
безумием -- на платную свободу.

Ищи, ищи неславного венка,
затем, что мы становимся любыми,
все менее заносчивы пока
и потому всё более любимы.

Романс поэта

(из поэмы "Шествие")

Как нравится тебе моя любовь,
печаль моя с цветами в стороне,
как нравится оказываться вновь
с любовью на войне, как на войне.

Как нравится писать мне об одном,
входить в свой дом как славно одному,
как нравится мне громко плакать днём,
кричать по телефону твоему:

- Как нравится тебе моя любовь,
как в сторону я снова отхожу,
как нравится печаль моя и боль
всех дней моих, покуда я дышу.

Так что ещё, так что мне целовать,
как одному на свете танцевать,
как хорошо плясать тебе уже,
покуда слёзы плещутся в душе.

Всё мальчиком по жизни, всё юнцом,
с разбитым жизнерадостным лицом,
ты кружишься сквозь лучшие года,
в руке платочек, надпись "никогда".

И жизнь, как смерть, случайна и легка,
так выбери одно наверняка,
так выбери с чем жизнь свою сравнить,
так выбери, где голову склонить.

Всё мальчиком по жизни, о любовь,
без устали, без устали пляши,
по комнатам расплёскивая вновь,
расплёскивая боль своей души.

Сентябрь - ноябрь 1961, Ленинград

Сравни с собой или примерь на глаз

Сравни с собой или примерь на глаз
любовь и страсть и — через боль — истому.
Так астронавт, пока летит на Марс,
захочет ближе оказаться к дому.
Но ласка та, что далека от рук,
стреляет в мозг, когда от верст опешишь,
проворней уст: ведь небосвод разлук
несокрушимей потолков убежищ.

Ноябрь — декабрь 1964 года

Зажегся свет. Мелькнула тень в окне...

Зажёгся свет. Мелькнула тень в окне.
Распахнутая дверь стены касалась.
Плафон качнулся. Но темней вдвойне
тому, кто был внизу, всё показалось.
Была почти полночная пора.
Все лампы, фонари -- сюда сбежались.
Потом луна вошла в квадрат двора,
и серебро и жёлтый свет смешались.
Свет засверкал. Намёк на сумрак стёрт.
Но хоть обрушь прожекторов лавину,
а свет всегда наполовину мёртв,
как тот, кто освещён наполовину.

1963 год(?)

В феврале далеко до весны...

В феврале далеко до весны,
ибо там, у него на пределе,
бродит поле такой белизны,
что темнеет в глазах у метели.
И дрожат от ударов дома,
и трепещут, как роща нагая,
над которой бушует зима,
белизной седину настигая.

15 февраля 1964 года

Вполголоса - конечно, не во весь...

Вполголоса — конечно, не во весь —
прощаюсь навсегда с твоим порогом.
Не шелохнётся град, не встрепенётся весь
от голоса приглушенного.
С Богом!
По лестнице, на улицу, во тьму...
Перед тобой — окраины в дыму,
простор болот, вечерняя прохлада.
Я не преграда взору твоему,
словам твоим печальным — не преграда.
И что оно — отсюда не видать.
Пучки травы... и лиственниц убранство...
Тебе не в радость, мне не в благодать
безлюдное, доступное пространство.

1966 год(?)

*     *     *

То не ангел пролетел,
прошептавши: «виноват».
То не бдение двух тел.
То две лампы в тыщу ватт

ночью, мира на краю,
раскаляясь добела –
жизнь моя на жизнь твою
насмотреться не могла.

Сохрани на черный день,
каждой свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.

Вычесть временное из
постоянного нельзя,
как обвалом верх и низ
перепутать не грозя.

1984 год

Для любого, кто хоть немного знаком с поэзией Бродского, тут нет загадки. М.Б. - графические символы наиболее частых посвящений над его стихами.
Говорят, что количество его стихов, посвященных одному человеку, не имеет аналогов в мировой поэзии. М.Б. - это Марина Павловна Басманова -
ленинградская любовь Иосифа Бродского, художница, одна из самых загадочных, странных и скрытных людей в окружении поэта. Вряд ли найдется
сегодня персонаж из этого окружения, который был бы окутан столькими слухами, версиями, недомолвками и тайнами. Она принципиально не дает
интервью, не встречается с журналистами, не отпирает дверей даже знакомым людям, не ведет телефонных разговоров с незнакомыми. Существует
только одна фотография загадочной "М.Б.", едва позволяющая судить о том, как она выглядит на самом деле.
Любил ли он Марину? Все говорят - конечно. Впрочем, один из его друзей полагает, что настоящая страсть разгорелась как раз тогда, когда он
почувствовал, что может ее потерять, когда в их отношения вмешался третий.

Любила ли она его? Никто точно не может ответить на этот вопрос. Только она сама. Правда, многие говорят, что в этом смысле и Бродский, и Басманова
стоили друг друга: чувства Марины обострялись, как только она ощущала, что может потерять Иосифа или хотя бы утратить безраздельное влияние на него.
Первое стихотворение Бродского с посвящением М.Б. датировано 1962-м годом:

Я обнял эти плечи и взглянул...

Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещённою стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истёртой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно жёлтой.
Стол пустовал. Поблескивал паркет.
Темнела печка. В раме запылённой
застыл пейзаж. И лишь один буфет
казался мне тогда одушевлённым.
Но мотылёк по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.

2 февраля 1962 года

Я был только тем, чего...

М. Б.

Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, внизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже — черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив, их часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданье потерян,
кружится шар.

1981 год

В этой маленькой комнате всё по-старому...

Л.К.

В этой маленькой комнате всё по-старому:
аквариум с рыбкою — всё убранство.
И рыбка плавает, глядя в сторону,
чтоб увеличить себе пространство.

С тех пор, как ты навсегда уехала,
похолодало, и чай не сладок.
Сделавшись мраморным, место около
в сумерках сходит с ума от складок.

Колесо и каблук оставляют в покое улицу,
горделивый платан не меняет позы.
Две половинки карманной луковицы
после восьми могут вызвать слёзы.

Часто чудится Греция: некая роща, некая
охотница в тунике. Впрочем, чаще
нагая преследует четвероногое
красное дерево в спальной чаще.

Между квадратом окна и портретом прадеда
даже нежный сквозняк выберет занавеску.
И если случается вспомнить правило,
то с опозданием и не к месту.

В качку, увы, не устоять на палубе.
Бурю, увы, не срисовать с натуры.
В городах только дрозды и голуби
верят в идею архитектуры.

Несомненно, всё это скоро кончится —
быстро и, видимо, некрасиво.
Мозг — точно айсберг с потёкшим контуром,
сильно увлёкшийся Куросиво.

1987 год

38

Иосиф Бродский

Стихи под эпиграфом

То, что дозволено Юпитеру,
не дозволено быку…

Каждый пред Богом наг.
Жалок, наг и убог.
В каждой музыке Бах,
В каждом из нас Бог.

Ибо вечность — богам.
Бренность — удел быков…
Богово станет нам
Сумерками богов.

И надо небом рискнуть,
И, может быть, невпопад.
Ещё нас не раз распнут
И скажут потом: распад.

И мы завоем от ран,
Потом взалка́ем даров…
У каждого свой храм.
И каждому свой гроб.

Юродствуй, воруй, молись!
Будь одинок, как перст!..
…Словно быкам — хлыст,
Вечен богам крест.

1958 год

Через два года

Нет, мы не стали глуше или старше,
мы говорим слова свои, как прежде,
и наши пиджаки темны всё так же,
и нас не любят женщины всё те же.

И мы опять играем временами
в больших амфитеатрах одиночеств,
и те же фонари горят над нами,
как восклицательные знаки ночи.

Живём прошедшим, словно настоящим,
на будущее время не похожим,
опять не спим и забываем спящих,
и так же дело делаем всё то же.

Храни, о юмор, юношей весёлых
в сплошных круговоротах тьмы и света
великими для славы и позора
и добрыми - для суетности века.

1960 год

Шум ливня воскрешает по углам...

Шум ливня воскрешает по углам
салют мимозы, гаснущей в пыли.
И вечер делит сутки пополам,
как ножницы восьмёрку на нули,
и в талии сужает циферблат,
с гитарой его сходство озарив.
У задержавшей на гитаре взгляд
пучок волос напоминает гриф.

Её ладонь разглаживает шаль.
Волос её коснуться или плеч —
и зазвучит окрепшая печаль;
другого ничего мне не извлечь.
Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,
прикованных друг к другу в полутьме,
ничто уже не связывает нас
в зарешечённой наискось тюрьме.

1963 год

*     *     *     *     *

В деревне Бог живёт не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне он в избытке. В чугуне
он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдаёт
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолёт
объездчику, стреляющему в утку.
Возможность же всё это наблюдать,
к осеннему прислушиваясь свисту,
единственная, в общем, благодать,
доступная в деревне атеисту.

1965 год, деревня Норенская

39

Валерий Брюсов

Женщине

Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свёрнутый, запечатлённый свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.

Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжёт огнём, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.

Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звёздной,
Ты - в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечём ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!

11 августа 1899 года

40

Илья Сельвинский

Уронила девушка перчатку...

Уронила девушка перчатку
И сказала мне: «Благодарю».
Затомило жалостно и сладко
Душу обречённую мою.

В переулок девушка свернула,
Может быть, уедет в Петроград.
Как она приветливо взглянула,
В душу заронила этот взгляд.

Море ждёт... Но что мне это море?
Что мне бирюзовая вода,
Если бирюзовинку во взоре
Не увижу больше никогда?

Если с этой маленькой секунды
Знаю — наяву или во сне,—
Все норд-осты, сивера и зунды
Заскулят не в море, а во мне?

А она и думать позабыла...
Полная сиянья и тепла,
Девушка перчатку уронила,
Поблагодарила и ушла.

1920 год, Евпатория

В картинной галерее

В огромной раме жирный Рубенс
Шумит плесканием наяд —
Их непомерный голос трубен,
Речная пена их наряд.
За ним печальный Боттичелли
Ведет в обширный медальон
Не то из вод, не то из келий
Полувенер, полумадонн.
И наконец, врагам на диво
Презрев французский гобелен,
С утонченностью примитива
Воспел туземок Поль Гоген.
А ты идешь от рамы к раме,
Не нарушая эту тишь,
И лишь тафтовыми краями
Тугого платья прошуршишь.
Остановилась у голландца...
Но тут, войдя в багетный круг,
Во всё стекло
на черни глянца
Твой облик отразился вдруг.
И ты затмила всех русалок,
И всех венер затмила ты!
Как сразу стал убог и жалок
С дыханьем рядом — мир мечты...

1921 год

Зависть

Что мне в даровании поэта,
Если ты к поэзии глуха,
Если для тебя культура эта —
Что-то вроде школьного греха;

Что мне в озарении поэта,
Если ты для быта создана —
Ни к чему тебе, что в гулах где-то
Горная дымится седина;

Что мне в сердцеведенье поэта,
Что мне этот всемогущий лист,
Если в лузу, как из пистолета,
Бьёт без промаха биллиардист?

1958 год

* * *

Годами голодаю по тебе.
С мольбой о недоступном засыпаю,
Проснусь - и в затухающей мольбе
Прислушиваюсь к петухам и к лаю.

А в этих звуках столько безразличья,
Такая трезвость мира за окном,
Что кажется - немыслимо разлиться
Моей тоске со всем её огнём.

А ты мелькаешь в этом трезвом мире,
Ты счастлива среди простых забот,
Встаешь к семи, обедаешь в четыре -
Олений зов тебя не позовёт.

Но иногда, самой иконы строже,
Ты взглянешь исподлобья в стороне -
И на секунду жутко мне до дрожи:
Не ты ль сама тоскуешь обо мне?

1959 год

Человек выше своей судьбы!

Что б ни случилось - помни одно:
Стих - тончайший громоотвод!
Любишь стихи -
              не сорвёшься на дно:
Поэзия сыщет, поймёт, позовёт.
Живи,
   искусства не сторонясь,
Люди без лирики, как столбы.
Участь наша ничтожнее нас:
Человек
      выше своей судьбы.

1960 год

* * *

Каждому мужчине столько лет,
Сколько женщине, какой он близок.
Человек устал. Он полусед.
Лоб его в предательских зализах.

А девчонка встретила его,
Обвевая предрассветным бризом.
Он готов поверить в колдовство,
Покоряясь всем её капризам.

Знает он, что дорог этот сон,
Но оплатит и не поскупится:
Старость навек сбрасывает он,
Мудрый. Молодой. Самоубийца.

1961 год

41

Всеволод Рождественский

Она ни петь, ни плакать не умела...

Она ни петь, ни плакать не умела,
Она как птица легкая жила,
И, словно птица, маленькое тело,
Вздохнув, моим объятьям отдала.

Но в горький час блаженного бессилья,
Когда тела и души сплетены,
Я чувствовал, как прорастают крылья
И звездный холод льется вдоль спины.

Уже дыша предчувствием разлуки,
В певучем, колыхнувшемся саду,
Я в милые беспомощные руки
Всю жизнь мою, как яблоко, кладу.

42

Николай Тихонов

Я люблю тебя той — без прически...

Я люблю тебя той — без прически,
Без румян — перед ночи концом,
В черном блеске волос твоих жестких,
С побледневшим и строгим лицом.
Но, отняв свои руки и губы,
Ты уходишь, ты вечно в пути,
А ведь сердце не может на убыль,
Как полночная встреча, идти.
Словно сон, что случайно вспугнули,
Ты уходишь, как сон,— в глубину
Чужедальних мелькающих улиц,
За страною меняешь страну.
Я дышал тобой в сумраке рыжем,
Что мучений любых горячей,
В раскаленных бульварах Парижа,
В синеве ленинградских ночей.
В крутизне закавказских нагорий,
В равнодушье московской зимы
Я дышал этой сладостью горя,
До которого дожили мы.
Где ж еще я тебя повстречаю,
Вновь увижу, как ты хороша?
Из какого ты мрака, отчаясь,
Улыбнешься, почти не дыша?
В суету и суровость дневную,
Посреди роковых новостей,
Я не сетую, я не ревную,—
Ты — мой хлеб в этот голод страстей.

1937 - 1940 годы

43

Василий Фёдоров

Веселый, с грустными раздумьями…

Весёлый,
С грустными
Раздумьями
О трудном хлебе
И железе,
Сижу я с вами,
Слишком умными,
И рассуждаю
О поэзии.

Смешна мне
Ваших фраз
Значительность,
Слащавость вашей
Инфантильности
И ваша бледная
Начитанность,
Самовлюбленность
До умильности.

Не соблазнюсь
Лужёной глоткою.
Но нет вредней
И бесполезнее,
Чем замыкание
Короткое
На этой самой…
На Поэзии.

Поэзия —
Не строчка ловкая,
Что Музой томною
Подарена,
Поэзия —
Железо ковкое,
Когда с него
Слетит окалина.

Не та,
Чернильная,
Бумажная,
Не та,
Виньетками
Увитая,
Поэзия —
Душа отважная,
Для всех семи ветров
Открытая.

1963-1966 годы

44

Евгений Исакевич

ПЕСНЯ ПРИДВОРНОГО СКАЗОЧНИКА

Я рассказываю сказки -
Дети просят, чтоб уснуть.
Про волшебных гномов пляски,
Про волшебную весну.

Про кареты, что увозят
Во дворцы быстрей ракет,
И про то, что каждой розе
Так и хочется в букет.

Я шепчу: Не надо спора,
Все понятия просты,
Всех разбойников и воров
Видно аж за полверсты.

Револьвер? Ах, он, конечно,
Нужен лишь для кобуры,
Все волшебницы безгрешны,
Все волшебники добры.

Я шепчу, что груз скитаний
Бесполезен, невесом,
Что любой могучим станет,
Нужен только крепкий сон.

Что веселью мир послушен,
Шут всегда развеселит,
Что работники конюшен
Не желают в короли.

Что убийц бесчеловечных
Завсегда накажет суд,
Что любовь всегда навечно,
А друзья всегда спасут.

Что исчезнет голос зверя,
Лишь погладишь по спине:
Боже мой, а дети верят,
Улыбаются во сне.

О ЛЖИ

Прозрачное небо нам кажется ярким,
Бесплотное облако - мягким, пушистым,
Как взгляд интриганки нам кажется жарким,
А взгляд ловеласа - открытым и чистым.

Кто искренне дружен, тем чаще больнее:
Друзья вырывают пороков остатки.
Зато подхалимы гораздо нежнее,
А лесть никогда не бывает несладкой.

Кто любит, как может он быть равнодушным
К привычкам, которые губят и старят,
Мы ж тех выбираем, кто с нами послушней,
Кто чаще приветлив и больше подарит.

Всем ясно, что люди не могут без фальши,
Жить, зная всю правду, гораздо труднее.
Я всех призываю обманывать дальше,
Ложь - благо, не ссорьтесь, пожалуйста, с нею.

45

Анатолий Вулах

СЛУЧАЙНЫЕ ОШИБКИ

Не позабыть нам старую привычку,
В нас глупый ученик от веку жив:
Рвём из тетради жизни мы страничку,
Случайную ошибку допустив.
И начисто, и набело, и снова...
Но новую ошибку совершим
И рвём опять, и чистую основу
Ещё раз глупой кляксой зачерним.
Тетрадь всё тоньше, всё теснее строки,
Ошибки непросты и нелегки,
Опять преподаёт нам жизнь уроки,
Но где вы, где вы, чистые листки?

КАИН И АВЕЛЬ

В минувшей трагедии давних времён
Так много трагедий зачато:
Был Авель-трудяга и тих, и умён,
А Каин завидовал брату.
И был за труды Авель Богом любим,
А Каин отвергнут за зависть,
"Ну разве ужиться нам рядом двоим?"-
Подумал завистник-мерзавец.
Та тайна известна ему одному,
Никто ничего не заметил.
"Не знаю, ну разве я сторож ему"-
Он Богу о брате ответил.
Наш мир вечно рядом с бедой и виной,
Зачем же порой забываем,
Что зависть живуча, и ею одной
Мы братьев своих убиваем.

КАК ГЛУБОКО МЫ ОШИБАЕМСЯ

Как глубоко мы ошибаемся,
Когда чужую учим роль,
Зачем мы с масками сживаемся,
Их снять потом - такая боль.
Ведь не находим, как ни мучимся,
Мы счастья на пути чужом,
На чьём-то опыте не учимся,
Лишь на своём, да на своём.
Но как посметь, победы празднуя
Над покорённою судьбой,
Сорвать с души одежды праздные
В попытке стать самим собой.
Мостов сожжённых гаснет зарево,
И горек расставаний дым,
Зато весь мир увидим заново,
Пусть незнакомым, но своим.

46

Ирина Полонина

НЕ СОТВОРИ ИЗ ЖЕНЩИНЫ КУМИРА

Колье Cartier и шёлк от Valentino,
Воздушный аромат Coco Chanel,
Учтивость, соскользнувшая как льдина:
- Не помню Вас!
- Раrdon, мад'муазель?

Непринуждённость жеста, поведенья,
Изысканность, ухоженность волос.
Ужель она? Она! Гоню сомненья!
Забытый голос... памятный прононс...

Пушистый мех лучится перламутром,
Ласкает шею, грея бархат плеч.
Мне вспомнилось "онегинское утро".
Ну, почему не смог я уберечь

Те искорки любимых глаз и счастье,
Что ты вверяла мне, любовь даря.
Вернуть бы слов прощальных безучастье,
Тебя низвергших в стужу января.

Как оттеняет взгляд - холодный, дерзкий -
Кабриолет - серебряный Porsche
И тот, что рядом - некто Бельведерский,
И фраза: - Pourquoi vous me touchez?*

Не сотвори из женщины кумира -
Внушал мой разум сердцу много лет,
Но где-то в недрах внутреннего мира
Как видно, жил твой милый силуэт,

Запрятанный сейчас за светским шиком,
За ширмами надменных женских глаз.
Дыхание рванулось с тихим всхлипом:
- Я Вас люблю, я думаю о Вас...

Чуть дрогнули ресницы, и в мгновенье
Авто умчалось, плюнув едкий дым,
А я молчу, как пушкинский Евгений,
Тоской и безвозвратностью томим...

*Pourquoi vous me touchez?(франц.) – зачем вы меня беспокоите?

ЧТО ТАМ, ВПЕРЕДИ?

Мы больно раним души, сердцу близкие,
Словами, что чужим не говорим.
Кладём порою в пол поклоны низкие,
А исповедавшись - тотчас же вновь грешим.

И мечемся, глухой тоской изъедены,
Нанизывая новые грехи.
Вкруг собственного пальца мы обведены,
А души - преисполнены трухи.

Неправедность и суетность рутинную
В тоске смакуем, "эту жизнь" кляня,
Льём злость свою, порою беспричинную,
На любящих, в своих грехах виня.

Проходит жизнь. Так что же там, за линией?
За той чертой, что Бог определил?
Покой в душе? Сад Райский? Изобилие?
Иль Дьявол нам объятия раскрыл?

47

Ирина Полонина

СЫНОВЬЯМ

- Да, удержит сердце твоё слова мои… приобретай мудрость, не оставляй её,
и она будет охранять тебя… и умножатся тебе лета жизни…
Притчи Соломоновы. Наставление отца сыну.

Так много счастья нам приносят дети.
Мы светимся, становимся бодрей,
И нет мне большей радости, поверьте,
Чем гордость за любимых сыновей.

Так много горя нам приносят дети,
Рождая скорбь в лице у матерей,
Морщинок, слёз... Но всё равно на свете
Нет никого нам ближе и родней.

Как птица мать крылом детей укроет
- Летите в жизнь! - махнёт в последний раз…
И ничего так дорого не стоит,
Чем капли слёз из материнских глаз.

Прошу я Бога, чтобы ваши беды
Он мне отдал, сторицей силу взяв,
Чтоб боль никто из вас вовек не ведал,
Живя в Любви - начале всех начал.

Когда-нибудь ты это осознаешь
И, глядя в небо, тихо загрустишь…
А может, вспомнив маму, зарыдаешь…
Я облаком спущусь: "Не плачь, малыш!"

ОНА УМЕЛА ЛЕТАТЬ...

..................................а потом, по утру она клялась,
..................................что вчера это был последний раз...
...............................................А.Макаревич

Уметь летать, раскинув руки,
Отвергнуть силу притяженья -
Блаженство? Дурь? А может муки?
Но как легки её движенья!
Лишь шаг с окна - и выше, выше!
Воздушна, вовсе невесома,
Спугнув котов с чердачной крыши,
Она летела в ночь из дома.
Приветливо кивала встречным,
Таким же, как она - крылатым,
И улыбалась им беспечно,
Свободно и не виновато.
На языке, лишь ей понятном,
Луне рассказывала тайны,
И восторгалась - как приятно
Поймать звезду в ладонь случайно.
Верхом на месяца горбушке
Качалась в облаке туманном
Среди планет – больших игрушек,
Манивших в небо беспрестанно…

А муж ей грел босые ножки,
В глазах к "больной" таилась жалость.
В кулак зажатой звёздной крошке
Она счастливо улыбалась...

ЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА В ПОЛ-ОБОРОТА

Снег за окном, а под рамочкой фото
Летняя девочка в пол-оборота.
Майка, веснушки и пухлые губки -
Рыжий чертёнок в коротенькой юбке.
Я и не я... хотя… очень похожа…
Солнышко-девушка в массе прохожих.

Щурюсь, на водную радугу глядя.
В струях купается мраморный дядя.
Жарко… и я растворяюсь без мыслей
В мареве лета, а капельки виснут,
Статуи каменный торс украшая….
Вдруг неожиданно: "Щёлк!" - устрашая.

Вспышка! Присела... и жду, что же будет?
Парень-фотограф - в фонтан и на людях
Прыгает, брызги вокруг поднимая,
И, улыбаясь, снимает, снимает.
Вот ведь чума! Синеглазый, задорный!
- Девушка, адрес... чтоб фото... – проворно
Он залезает на край балюстрады.
Рыжее солнце ласкает нас взглядом...

В доме в кроватке, и ручки под щёчкой,
Спит синеглазая рыжая дочка,
Сын-озорник тычет пальчиком в раму:
- Пап, расскажи мне про солнышко-маму!

СОЛНЫШКО - ДЕВУШКА

Рыжие волосы солнцем блестят,
Яркие, сочные - тянется взгляд...
Майка, веснушки и пухлые губки --
Рыжий чертёнок в коротенькой юбке.

Солнышко-девушка, стройные ножки.
Так и прижал бы к груди эту кошку,
Только шалунья задорно смеётся,
Дразнит, а в руки никак не даётся...

Вот ведь кокетка! Никто ей не нужен!
Словно безумством и смехом разбужен,
Льёт свои струи в фонтан Аполлон,
Плача, что мраморный и не влюблён.

Ну, а она пьёт весну, не хмелея,
Чтоб ошалевшим на сонной аллее
Утром улыбок раздать аромат,
Встретив в случайном прохожем твой взгляд…

48

Ирина Полонина

А ВПЕРЕДИ ТАК МНОГО ЗИМ

Всё время возвращаюсь в те места,
Где мы с тобой без устали бродили…
Смешная старомодная идиллия
Взаимных чувств, но как она чиста!

Шуршанье моря тёплого у ног...
Глаза закрыв, мне кажется, я вижу
Балкон под парусиновою крышей
И вечера волнующий итог…

Играет джаз, и соло-саксофон,
И женский голос низким бэк-вокалом
По нотам добавляют нам в бокалы
Желаний дрожь, звучащих в унисон.

Мерцающего счастья два глотка,
Свечей… полутеней… перерождение,
Сплетенье тел и джаза наваждение,
И на твоём плече моя рука.

Языческий древнейший ритуал,
Магическое таинство участия…
Ужель к любви святое сопричастие
Возможно, как приподнятый бокал?

Казалось бы, что надо нам двоим?
Щекой щеки коснуться ненароком,
И нежность - обжигающим потоком!
И страсть…. А впереди - так много зим…

МОСКОВСКИЕ КАНИКУЛЫ

Вот и лето прошло, не прибавив душе
облегченья ни капли - свидания кратки,
и неправда, что с милыми рай в шалаше,
если в этом раю даже время украдкой.

Переполнена ты первым чувством... дрожит
безысходно рука... побледневшие щёчки,
и как будто на год обрывается жизнь…
- Ты пиши из Варшавы почаще мне, дочка!

Пассажирский, волнующий душу галдёж,
расставания, встречи и гул самолётов.
Не придёт он! - и зря ты с надеждою ждёшь,
в этой шумной толпе выделяя кого-то:

вот участливо муж обнимает жену,
а в глазах у него: наконец-то свобода!
там, за стойкой прильнули один к одному,
что-то шепчут, прощаясь у самого входа.

Улыбнулась ты, видимо вспомнив своё,
огляделась опять с замиранием кратким:
кто зевает, кто воду за столиком пьёт…
- До свиданья, Москва! - объявляют посадку.

На руке у мужчины в шикарном пальто
повисает блондинка - торопится в Ниццу...
А тебя кроме мамы не крестит никто…
Взгляд последний на зал... вдох... и шаг за границу...

НА КУЗНЕЦКОМ МОСТУ

- На "Кузнецком Мосту" в центре зала
буду ждать!-
и лишь шаг до мечты…
и вот я на перроне вокзала…
вниз в метро… эскалатор…
- А ты?…
рвётся в клетке грудной сердце-птица:
- Передумал? Застрял? Опоздал? -
равнодушно-унылые лица,
шум и гам, и гудят поезда,
и волненье в висках частым пульсом:
- Где же он? - взгляд летит в пустоту...
- Может, парус не справился с курсом?
я - Ассоль на "Кузнецком мосту"...

Сколько слов (и каких!), сколько писем…
у экрана бессонных ночей…
может, ты от кого-то зависим?
а солгал, что свободен… ничей…
мне бы только увидеть!
противно
мысль мелькнула и вызвала грусть:
- Может, старше намного? - картина
неожиданна будет... И пусть!
Приручил ты меня... прикипела
каждым нервом к душе приросла...
И когда только, скажут, успела?
Что же делать? Наверно, весна...

Уголком, самым краешком глаза -
вижу взгляд сквозь спешащий народ.
- Здравствуй, милая! - краткая фраза,
и светлее вдруг стал переход,
словно в мраморно-каменных стенах
из всех трещин полезли цветы...
восторгаясь такой перемене,
я шепнула: - Ты – тот… из мечты...
Те же волосы, та же улыбка,
Только мы - это вроде не мы...
Виртуальность растаяла зыбко.
Начинаем сначала? С зимы?

НОВОГОДНИЙ ВАЛЬС

В доме светлый праздник, пахнет свежей хвоей,
Юность навевает мне бокал "Клико".
В этот зимний вечер мы вдвоём с тобою,
Снова между нами наше "далеко".

Где-то в добром детстве спрятан мир огромный,
Глаз наивных блёстки, смеха конфетти,
Там же по соседству первый взгляд нескромный
Девочки-подростка и, конечно, ты.

Мне приятно в этот памятный нам вечер
Вспомнить, как у ёлки с мальчиком кружась,
Я тянула руки вверх к нему на плечи
И хотела, чтобы не кончался вальс.

С завистью смотрели на меня подружки,
И переминались рядом пацаны,
Со стены из рамы любовался Пушкин…
Раз-два-три и снова…. Как кружились мы!

Словно в старой сказке музыка звучала,
Вечеринку в школе превращая в бал,
Юный принц смущенно прямо в центре зала
Золушкины руки робко целовал…

Поздняя прогулка, проводы до дома…
Мы ведь не играли после… наяву,
До сих пор я слышу три заветных слова,
В новогоднем вальсе словно вновь плыву.

С каждым годом дальше убегает детство,
Чувства не стареют в блеске мишуры,
На тебя, мой мальчик, вновь смотрю с кокетством,
Но теперь я знаю правила игры…

49

Николай Заболоцкий

Тбилисские ночи

Отчего, как восточное диво,
Черноока, печальна, бледна,
Ты сегодня всю ночь молчаливо
До рассвета сидишь у окна?

Распластались во мраке платаны,
Ночь брильянтовой чашей горит,
Дремлют горы, темны и туманны,
Кипарис, как живой, говорит.

Хочешь, завтра под звуки пандури,
Сквозь вина золотую струю
Я умчу тебя в громе и буре
В ледяную отчизну мою?

Вскрикнут кони, разломится время,
И по руслу реки до зари
Полетим мы, забытые всеми,
Разрывая лучей янтари.

Я закутаю смуглые плечи
В снежный ворох сибирских полей,
Будут сосны гореть, словно свечи,
Над мерцаньем твоих соболей.

Там, в огромном безмолвном просторе,
Где поёт, торжествуя, пурга,
Позабудешь ты южное море,
Золотые его берега.

Ты наутро поднимешь ресницы:
Пред тобой, как лесные царьки,
Золотые песцы и куницы
Запоют, прибежав из тайги.

Поднимая мохнатые лапки,
Чтоб тебя не обидел мороз,
Принесут они в лапках охапки
Перламутровых северных роз.

Гордый лось с голубыми рогами
На своей величавой трубе,
Окружённый седыми снегами,
Песню свадьбы сыграет тебе.

И багровое солнце, пылая
Всей громадой холодных огней,
Как живой великан, дорогая,—
Улыбнётся печали твоей.

Что случилось сегодня в Тбилиси?
Льётся воздух, как льётся вино.
Спят стрижи на оконном карнизе,
Кипарисы глядятся в окно.

Сквозь туманную дымку вуали
Пробиваются брызги огня.
Посмотри на меня, генацвале,
Оглянись, посмотри на меня!

1948 год

Старая сказка

В этом мире, где наша особа
Выполняет неясную роль,
Мы с тобою состаримся оба,
Как состарился в сказке король.

Догорает, светясь терпеливо,
Наша жизнь в заповедном краю,
И встречаем мы здесь молчаливо
Неизбежную участь свою.

Но когда серебристые пряди
Над твоим засверкают виском,
Разорву пополам я тетради
И с последним расстанусь стихом.

Пусть душа, словно озеро, плещет
У порога подземных ворот
И багровые листья трепещут,
Не касаясь поверхности вод.

1952 год

Неудачник

По дороге, пустынной обочиной,
Где лежат золотые пески,
Что ты бродишь такой озабоченный,
Умирая весь день от тоски?

Вон и старость, как ведьма глазастая,
Притаилась за ветхой ветлой.
Целый день по кустарникам шастая,
Наблюдает она за тобой.

Ты бы вспомнил, как в ночи походные
Жизнь твоя, загораясь в борьбе,
Руки девичьи, крылья холодные,
Положила на плечи тебе.

Милый взор, истомлённо-внимательный,
Залил светом всю душу твою,
Но подумал ты трезво и тщательно
И вернулся в свою колею.

Крепко помнил ты старое правило -
Осторожно по жизни идти.
Осторожная мудрость направила
Жизнь твою по глухому пути.

Пролетела она в одиночестве
Где-то здесь, на задворках села,
Не спросила об имени-отчестве,
В золотые дворцы не ввела.

Поистратил ты разум недюжинный
Для каких-то бессмысленных дел.
Образ той, что сияла жемчужиной,
Потускнел, побледнел, отлетел.

Вот теперь и ходи и рассчитывай,
Сумасшедшие мысли тая,
Да смотри, как под тенью ракитовой
Усмехается старость твоя.

Не дорогой ты шёл, а обочиной,
Не нашёл ты пути своего,
Осторожный, всю жизнь озабоченный,
Неизвестно, во имя чего!

1953 год

Портрет

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?

Её глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Её глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Когда потёмки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Её прекрасные глаза.

1953 год

О красоте человеческих лиц

Есть лица, подобные пышным порталам,
Где всюду великое чудится в малом.
Есть лица - подобия жалких лачуг,
Где варится печень и мокнет сычуг.

Иные холодные, мёртвые лица
Закрыты решётками, словно темница.
Другие - как башни, в которых давно
Никто не живёт и не смотрит в окно.

Но малую хижинку знал я когда-то,
Была неказиста она, небогата,
Зато из окошка её на меня
Струилось дыханье весеннего дня.

Поистине мир и велик и чудесен!
Есть лица - подобья ликующих песен.
Из этих, как солнце, сияющих нот
Составлена песня небесных высот.

1955 год

Некрасивая девочка

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

1955 год

Старость

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.

В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.

Изнемогая, как калеки,
Под гнётом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.

И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше - лишь зарница,
Лишь отдалённый слабый свет.

Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!

Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай,-
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Теперь уж им, наверно, легче,
Теперь всё страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.

1956 год

Признание

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумашедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется...
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

1957 год

Голос в телефоне

(из цикла "Последняя любовь")

Раньше был он звонкий, точно птица,
Как родник, струился и звенел,
Точно весь в сиянии излиться
По стальному проводу хотел.

А потом, как дальнее рыданье,
Как прощанье с радостью души,
Стал звучать он, полный покаянья,
И пропал в неведомой глуши.

Сгинул он в каком-то диком поле,
Беспощадной вьюгой занесён...
И кричит душа моя от боли,
И молчит мой чёрный телефон.

1957 год

Детство

Огромные глаза, как у нарядной куклы,
Раскрыты широко. Под стрелами ресниц,
Доверчиво-ясны и правильно округлы,
Мерцают ободки младенческих зениц.
На что она глядит? И чем необычаен
И сельский этот дом, и сад, и огород,
Где, наклонясь к кустам, хлопочет их хозяин,
И что-то вяжет там, и режет, и поёт?
Два тощих петуха дерутся на заборе,
Шершавый хмель ползёт по столбику крыльца.
А девочка глядит. И в этом чистом взоре
Отображён весь мир до самого конца.
Он, этот дивный мир, поистине впервые
Очаровал её, как чудо из чудес,
И в глубь души её, как спутники живые,
Вошли и этот дом, и этот сад, и лес.
И много минет дней. И боль сердечной смуты,
И счастье к ней придёт. Но и жена, и мать,
Она блаженный смысл короткой той минуты
Вплоть до седых волос всё будет вспоминать.

1957 год

Разве ты объяснишь мне...

Разве ты объяснишь мне — откуда
Эти странные образы дум?
Отвлеки мою волю от чуда,
Обреки на бездействие ум.Я боюсь, что наступит мгновенье,
И, не зная дороги к словам,
Мысль, возникшая в муках творенья,
Разорвет мою грудь пополам.Промышляя искусством на свете,
Услаждая слепые умы,
Словно малые глупые дети,
Веселимся над пропастью мы.Но лишь только черед наступает,
Обожженные крылья влача,
Мотылёк у свечи умирает,
Чтобы вечно пылала свеча!

1957-1958 годы

Не позволяй душе лениться...

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в чёрном теле
И не снимай с неё узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

1958 год

50

Лисица Осень

РАЗЛЮБИЛА

От тебя до меня только шаг-
Через бездну по имени "время".
И шагнуть бы, да только никак
Не стряхнуть невозможности бремя...

От меня до тебя-только миг,
Разделяющий нас бесконечно...
Я ждала...
.................Но вот только пойми-
Не сумею я ждать тебя вечно!

Между нами-молчанья стена,
Что хотела сказать-позабыла.
Я не знаю, чья в этом вина:
Знаю только, что я-разлюбила!

СИЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА...

"Сильная женщина" - глупая фраза,
Кто произносит - не думает сразу.
Как комплимент её можно сказать,
Только услышав - как же принять?

Сильная-значит всё сможет понять?
Сильная - на её чувства плевать?
Выживет, справится и ободрит,
И никогда и ни в чём не винит?…

Боль свою сможет сама одолеть,
Сильная - много сумеет стерпеть?
Сильная - значит помощь ей не нужна,
Да и любовь ей не так уж важна?…

Сильной подарки не надо дарить.
Сильная - может сама всё купить,
Сильная женщина - это удобно,
Сильной казаться стало так модно…

Только всё это - одна мишура,
Сильной казаться - это игра,
Сильной казаться - синоним удачи…
Только БЫТЬ сильной - что это значит?

Сильная женщина очень горда,
Сильная - ложь не простит никогда.
Нет в её жизни предательству места,
Она не позволит себе опуститься до мести…

Сильные женщины сами уходят,
Слушать не будут фальшивых мелодий.
Пусть даже был для неё кто-то важен -
Сильная скажет «прощай» лишь однажды…

Я ОСКОЛКИ ЛЮБВИ СОБЕРУ В ТВОЁ ИМЯ...

Я осколки любви соберу в твоё имя,
Как мозаику выложу весь календарь...
Что прошло-то прошло, отчего ж и поныне
На душе вместо солнца - дождливая хмарь?

Соберу по кусочкам разорванность счастья,
Лоскутками надежд залатаю всю жизнь...
Не сложились в единое разные части,
И былое растаяло, как миражи...

Разлетелись погасшими искрами в небе
Дни, часы и минуты с тобою вдвоём.
Жизнь, как прежде-идёт. Только мне всё больнее...
Говорят, время лечит...
...........................Ну что ж, подождём...

Я ПЕРЕСТАЛА ВСПОМИНАТЬ

Я перестала вспоминать,
Тебя бессонными ночами,
Я не листаю память вспять,
И давних писем не читаю.
К чему? Проходят времена-
И разлюбить пора настала...
Любовь проводит в путь Луна-
С ночного, шумного вокзала...
От той же станции Разлук
Ушёл и наш с тобою поезд.
***
И время, самый верный друг,
Поможет мне тебя не вспомнить...

МНЕ ОСТАЛОСЬ

Разбиваются вновь мечты,
По осколкам иду - не ранясь...
И как будто весь мир застыл,
И так мало уже осталось...
И почти привычная боль
Мне уже не терзает сердце...
Разбивается вдрызг любовь...
***
Мне осталось лишь - притерпеться...

ПЕПЕЛ

Знаешь, я догорела…
.........................Дотла.
Отлюбив, отболев, отстрадав.
Было счастье-осталась зола,
Дым надежд унесло в никуда…
На душе непогода и хмарь,
Словно не было нашей весны.
Я листаю с тоской календарь,
И смотрю прошлогодние сны.
Может быть, все пройдёт...
.......................Но когда?
Сколько нужно ещё, чтоб забыть?

Ну а слёзы? А слёзы- вода,
Чтобы пепел любви погасить.

ПРОЧЕРК

Срывается снова кленовым листом осень,
Прожилками в окнах мне иней судьбу чертит.
А ветер ночной мне упрямо твердит «Поздно!
Давно о любви твоей песни уже спеты…»
Озябшие руки поглубже в карман спрятав,
Иду по бульварам, считая часы ночи…
И горечь разлуки шагает со мной рядом,
Поставив надолго под грифом «любовь» прочерк…
А мне бы, наверно, забыть о тебе надо,
Из памяти вычеркнуть, как эпизод давний…
Забыть навсегда, и не ждать больше тех взглядов,
В которых уже никогда мне не стать главной…

А ветер бессовестно с веток сорвал листья,
И первой позёмкой зима по Москве вьюжит…
Ну сколько, скажи, может боль от потерь длиться,
Когда ты уже перестанешь мне быть нужным?

КОРОЛЬ

Душа прикипела болью
К тебе.
..............Оторвать-больнее!
Не видеть - как раны солью…
Я муку свою лелею.
Я в рабстве твоём проклятом
Не дни, а душу сжигаю!
Твоих зрачков дьяволята
Так больно со мной играют…
Вокруг леденящий пламень-
Жестокое королевство…
Король, твоё сердце-камень!

А может, и нету сердца…

УНОСИТ ВРЕМЯ ПРОЧЬ

Уносит время прочь события и лица,
Стирает на песке воздвигнутый дворец.
Что было - то прошло, ничто не возвратится-
Распался унисон биенья двух сердец.
И дышим мы не в такт, и говорим не с теми -
О разных пустяках, о смысле бытия…
Уносит счастье прочь безжалостное время,
И из твоей судьбы сотрёт навек меня.
Опять придёт зима, и заметут метели,
Но только нам уже ничто не повторить.
Всё будет - но не так, как мы с тобой хотели.
Забуду я тебя однажды…
.............................Может быть.


Вы здесь » "Альтернатива" » Поэзия » Стихи любимых авторов от Сестрицы